Новый мир. Книга 1: Начало. Часть вторая

Забудский Владимир

«Пу куда распределили?» — напечатал я.

По лицу Коула пробежала морщина, и улыбка угасла. После долгого раздумья он напечатал:

«Не знаю. В списках не было».

«Он говорил, что его отправят на «остров». Что это?» — напечатал я в ответ.

«Ничего. Это просто страшилка», — сразу же ответил он.

«И все-таки?» — упрямо напечатал я.

На этот раз он долго нацарапывал длинный ответ:

«Это

старая страшилка у нас, «дикарей». Я слышал ее еще в детстве в центре Хаберна. Суть в том, что в мире 22 интерната «Вознесение», но у последнего № 23. Потому что интерната № 13 нет. Никто не знает, почему. Одни говорят, что № 13 начали строить в Африке, но до сих пор не построили. Другие говорят, «несчастливый» номер оставили пустующим из-за суеверий. Ну а те, кто верят в эту страшилку, считают, что № 13 на самом деле существует, просто не внесен ни в один официальный список. По легенде, он находится на безлюдном острове посреди океана. Туда якобы ссылают детей из центров Хаберна, которым поставили НВЦ [это означало — «непригодные к внедрению в цивилизацию» — я знал по маминой работе] и учеников «Вознесения», проваливших учебную программу. Что с ними там делают — никто не знает. Потому что оттуда никто никогда не возвращался. Бу! Такая вот страшилка. Думаю, преподы придумали»

«Ты не веришь в это?» — напечатал я Энди перед окончанием того тайного разговора.

Он усмехнулся в ответ, мол, “Конечно нет, все это бабушкины сказки”.

«Где же тогда Пу?» — написал я.

По лбу Энди пролегла морщина.

«Может быть, он провалил экзамены и его оставили еще на один год. Такое иногда бывает. В таких случаях ученика переводят на повторный курс в один из других интернатов. Может быть, в Мельбурн или в Канберру. Не беспокойся за него», — после раздумья напечатал он.

«Попробуешь выяснить что с ним, как попадешь на свободу»? — написал я, вопросительно глянув на старосту отряда.

Энди неопределенно пожал плечами, мол, может, и попробую. Но ясного ответа так и не написал. Лишь потрепал меня по плечу и подмигнул, мол, да не парься ты, все будет хорошо.

«Мне будет не хватить тебя, дружище», — нацарапал я напоследок.

13 июля 2077 г., вторник. 90-ый день.

Сегодня миновало три месяца моего заточения.

Сразу по окончании парко-хозяйственных работ я отправился на прием к Петье, полный решимости вылизывать ему ботинки и задницу до ослепительного блеска, лишь бы он снял последнюю висящую на мне дисциплинарку и разрешил долгожданный созвон.

Однако заведующий по воспитательной работе оказался готов к этому разговору лучше, чем я предполагал. Он ждал меня, восседая за своим столом со сложенными на нем руками. В добродушных глазах за стеклышками очков играли смеющиеся искорки.

— А тебе это все еще интересно, Алекс? — притворно удивился он, когда я озвучил свою просьбу. — А я полагал, что эта привилегия утратила для тебя свое значение.

— Просите, сэр?

— Ведь

ты оказался умнее всех и отыскал способ выйти на связь с внешним миром вопреки всем предусмотренным правилами запретам.

— Сэр… — протянул я, не в силах скрыть свое изумление.

«Энди? О, нет. Только не ты!» — промелькнула в моей голове мысль, полная боли и разочарования. — «Ну зачем?! Зачем тебе нужно было доносить на меня?! Ведь тебя здесь уже никто не мог всерьез наказать!»

— Да, твоя догадка верна, — следя за выражение моего лица, кивнул профессор. — Энди Коул оказался сознательнее тебя. После разговора с тобой он счел своим долгом, согласно правилам, явиться к своему куратору профессору Ван Хейгену и поделиться своими опасениями по поводу морального состояния бедолаги Алекса Сандерса, который все никак не может отрешиться от мыслей о внешнем мире. Профессор, в свою очередь, переадресовал этот вопрос мне — пока еще твоему куратору.

Должно быть, выражение лица у меня в этот момент было совсем жалким.

— Сэр, пожалуйста, пощадите меня, — взмолился я, забыв о своем достоинстве.

— Я не судья и не палач, чтобы тебя щадить, Алекс.

— И все же я прошу вас! Ради Бога и ради всех святых! — едва сдерживая слезы, пробормотал я, падая на колени и молитвенно сжимая руки. — Я не в силах больше выдержать этой пытки! Я готов терпеть все что угодно. Вы же видите — я терплю. Но находиться здесь и знать, что мои родители живы, но не иметь возможности с ними связаться — это превыше моих сил!

— Алекс, пожалуйста, немедленно прекрати это и поднимись, — беспокойно заерзал на своем стуле Петье. — Я не люблю, когда ученики устраивают мне подобные сцены.

— Умоляю вас! Вам ведь не может быть чуждо все человеческое! У вас ведь тоже были когда-то родители, вы сами мне говорили! — я совсем забыл о всякой гордости, и ощущал, как по щекам текут слезы. — Не надо никаких сеансов связи — вы можете хоть сами поговорить с Ленцом и передать мне, что он знает о моих родителях?! Богом клянусь, я сделаю всё, что вы…!

— Будет, будет тебе, мой юный друг, — Петье, смущённо улыбнувшись, встал из-за стола, подошёл ко мне и подал руку. — Встань с пола. Здесь не церковь, чтобы молиться. А ты, согласно результатам твоего тестирования, не веруешь в Бога, так что не надо заклинать меня его именем.

— Сэр, я…

— Давай же, встань, — Петье едва ли не силой поднял меня с колен и усадил назад на стул.

Затем вручил мне упаковку бумажных салфеток.

— На вот, приведи себя в порядок.

— Пожалуйста, сэр…

— Больше ни одного слова «умоляю» или «пожалуйста», Сандерс, — предупредил меня заведующий по воспитательной работе. — А не то, ей Богу, я прокручу запись этого твоего поведения перед твоим новым отрядом. Прелестное зрелище: староста отряда, лоб метр восемьдесят семь высотой, боксер, хнычет, стоя на коленях на полу.

Чувствуя ненависть к себе и ко всему миру, я вытер с лица слезы, силясь успокоиться.

— Надо будет порекомендовать тебя пастору Ричардсу для участия в постановках библейских сцен. У тебя, оказывается, прекрасные актерские данные, да еще и истовая вера вдруг проснулась, — усаживаясь назад за стол, хихикнул Петье.