Новый мир. Книга 4: Правда
Шрифт:
— Но это не мешало Союзу поддерживать его: ресурсами, вооружением, политическим покровительством. Если бы не ваша поддержка, это чертово государство распалось бы за много лет до того, как напало на наше родное селение! Ты же сама понимаешь это, Мей! — не унимался я.
Кореянка вздохнула.
— Дима, мы с тобой и наши родители с детства боялись их и ненавидели. И у нас были на то причины. Естественно, что нам хотелось, чтобы довлеющая над нами угроза просто исчезла, не важно, как и куда. Но государственные деятели не могут позволить себе поступать эмоционально, они вынуждены мыслить стратегически. Рассматривая варианты политической судьбы ЮНР, власти Евразийского Союза должны были трезво оценить, что может значить их развал, во что он выльется для мира и для людей, населяющих Центральную
— При чем здесь устойчивое развитие к поставкам вооружений психопату? — нахмурился я.
— Сотрудничество с ЮНР было направлено на то, чтобы постепенно цивилизовать это государство и мирным путем включить в орбиту влияния, — терпеливо объяснила она. — Насколько мне известно, ведущую роль в этом сотрудничестве занимал Новосибирск — представителям Русской народной республики было гораздо проще завоевать доверие у руководства ЮНР благодаря общим историческим и национальным корням, которые имели для тогдашнего диктатора Ильина и его соратников гипертрофированное значение. Центральное руководство наблюдало за этими процессами издали, и до поры до времени не вмешивалось.
— Мей, я никогда не поверю, что поставки оружия в Бендеры шли без одобрения Нового Тяньцзиня. Даже не пытайся убедить меня в этом.
— Дима, я не могу говорить от лица всего государства и партии — я всего лишь чиновник невысокого ранга, получивший очень необычное для себя назначение. Международная политика — не моя сфера. Если хочешь знать мое мнение, то я уверена, что поставки вооружения в столь агрессивное государство ни у кого не вызвали энтузиазма. Но это было необходимой платой за то, чтобы увеличивать их доверие и наращивать свое влияние на процессы в этом государстве, постепенно приближая момент, когда станет возможным его мирное присоединение к Союзу. Кроме того, люди, принимающие решения, вынуждены были учитывать, что стратегический противник, Содружество, может воспользоваться слабостью ЮНР, чтобы за счет нее нарастить свое влияние на Балканах. Геополитика — сложная наука.
— Все это не так уж важно, Мей. С евразийским оружием юги пришли в наше селение и убили мою мать. Это — факт, которого не изменишь.
— Это произошло после того, как Содружество спровоцировало войну Альянса с ЮНР. Ты ведь сам фактически признал это вчера. Почему ты не винишь его в том, что случилось?
— Я до сих пор не знаю точно, как все было, Мей. Да, я предполагаю, что был так. И, как ты могла вчера убедиться, я подозреваю в этом отдельно взятых людей.
— Так может ты применишь свою концепцию «отдельно взятых людей» и к нам? Если не хочешь отождествлять сотни миллионов людей Содружества наций с парой преступников, то, может быть, не будешь отождествлять сотни миллионов людей Евразийского Союза с парой других преступников?
— А я против людей ничего и не имею. Они и выбора то особого не имеют — включат, если что, «Меланхолию» — и баиньки, — заметил я, изобразив соответствующий жест.
Упоминание об этой теме явно не было Мей приятным. Но она ответила спокойно, примирительным тоном:
— Ты ведь знаешь, пси-излучатели теперь применяются только в исправительных лагерях для целей умиротворения беспорядков. Мы строго соблюдаем условия мирного договора. Какими бы они не были несправедливыми.
— Ты считаешь запрет психотропного оружия большой несправедливостью? — вскинул брови я.
— Лично я — убеждённый сторонник запрета абсолютного всего оружия. В первую очередь — оружия массового поражения: аннигиляционного, водородного, ядерного, химического, биологического. Во вторую очередь — неизбирательных видов обычных вооружений, таких как тяжелая артиллерия, авиабомбы, напалм и подобные. Что касается пси-излучателей, то, вопреки канонам антикоммунистической пропаганды, они не являются оружием. Их задачей не является причинение людям смерти, увечий или страданий. Напротив, они призваны экстренно уменьшить проявления насилия и паники в тех случаях, когда традиционных средств для этого недостаточно. Определенный урон психическому здоровью может быть нанесен как побочный эффект ненадлежащего применения этих систем. Но такие случаи, по мере практики применения, были сведены к минимуму.
— Ну да, конечно! — фыркнул я. — Ты правда пытаешься убедить меня, что превращение людей в безвольных зомби — это невинная затея?!
— Это зависит от целей, для которых такие действия предпринимаются. Если бы такие технологии существовали в 2056-ом году — может быть, Землю бы сегодня населяли сейчас десять миллиардов людей. Лично я считаю, что человечество не имеет будущего, если не научится бороться со своей тягой к насилию и разрушениям, подавлять в себе мятежные и анархистские склонности. Свобода не может быть альфой и омегой, ее ограничение тоже может быть оправданным. Но давай не будем развивать этот спор. Руководство Союза давно заявило о готовности ввести мораторий на разработку таких технологий — но в планетарных масштабах, на паритетных началах. Ты вчера привел целый ряд примеров применения Содружеством наций гораздо более агрессивных психотропных средств, таких как препарат «Валькирия». А также очень уместно упомянул о том, что разработки евразийских ученых в области пси-излучения очень активно эксплуатируются Содружеством. Вот мы и приходим к твоему вопросу о несправедливости.
— Я так понимаю, к началу войны вы тоже не имеете никакого отношения? — фыркнул я.
— Дима, если ты хоть немного интересуешься делами в Евразийском Союзе, то ты должен знать, что Партия решительно осудила политику предыдущего Генерального секретаря Вэйминя Лю и тогдашнего состава Политбюро. Могу дословно процитировать слова нашего нового Генерального секретаря по этому поводу с 35-го съезда Партии: «Я считаю, что продвинутое товарищем Лю решение о начале форсированной территориальной экспансии в 89-ом было преждевременным и ошибочным. Если бы мы ограничились строительством Новой Москвы, политическое напряжение не выросло бы до той отметки, при которой лидеры Содружества смогли бы убедить общественность в необходимости начала военных действий против нас. Товарищ Лю и его сторонники в Политбюро с непростительным для государственных деятелей такого масштаба мальчишеством клюнули на наживку, заброшенную спецслужбами Содружества. Сделали ошибочный вывод о том, что противник переживает глубокий кризис. Вопреки предложению более умеренных сценариев их товарищами, а также искусственным интеллектом, вычислительные способности которого многократно превышают человеческие, они приняли волевое решение — захотели войти в историю как герои-полководцы, вместо того, чтобы удовлетвориться почетной ролью пчел-тружеников, внесших посильную лепту в кропотливое дело построения коммунизма. Цена их просчетов так огромна, что ее просто невозможно измерить».
— У вас там что, заставляют всех заучивать речи с партсъездов наизусть? — удивился я.
— Лишь активных членов партии, и лишь важнейшие, — спокойно ответила Мей, сделав вид, что не обращает внимание на сарказм в моем вопросе. — Я лично не вижу ничего плохого в том, чтобы запоминать важные и правильные вещи. Если хочешь знать, то я абсолютно согласна со сказанным Генеральным секретарем. Такие мысли посещали меня и ранее. Конечно же, я придерживалась партийной линии, так как это долг каждого коммуниста. Но теперь, когда Партия осудила политику предшественников, я могу открыто высказать свою позицию.
Мы сделали еще по глотку чая. Долгое время в комнате царило молчание, преисполненное непростых мыслей.
— И все-таки почему тебя послали за мной? — спросил я наконец.
Мей в ответ молча воспроизвела на дисплей между нами запись эфира одного из общесоюзных государственных телеканалов. За небольшой стойкой в зале для пресс-конференций стояла интеллигентного вида азиатка в очках, примерно 50 лет от роду. «Лихуа И, министр иностранных дел Евразийского Союза», — гласила подпись внизу. В углу экрана был кадр из записи шоу Барри Гоффмана, на котором была изображено мое воспоминание о заваленной телами улице Новой Москвы. Министр произносила, спокойно глядя в камеру, нечто на китайском, что синхронно переводила переводчица из-за кадра: