Новый мир. Книга 4: Правда
Шрифт:
— Как бы там ни было, могу сказать только то, что сказали мне люди из МГБ, по результатам прослушки частот местной службы охраны порядка. Тела четверых людей, погибших при покушении на тебя, были опознаны. И все они — бывшие наемники из частных военных компаний.
— Это я и сам заметил, — буркнул я, вспомнив глазной имплантат и татуировку в виде красного черепа.
— Ты бывший детектив, и тебе не должно быть сложно сопоставить действия исполнителей с вероятными мотивами заказчиков. Как видно из развития событий, их приоритетом был твой захват живым. Но их устроила бы и твоя смерть. Очень похоже на
Я кивнул, соглашаясь с такой оценкой событий. Смерть была благом в сравнении с тем, что ждет меня в случае попадания живым в лапы Чхона.
— В свете всего сказанного у меня только один вопрос, — заключила Мей. — Помочь тебе заполнить заявку на предоставление убежища? Или ты справишься сам?
Я глубоко вздохнул. Еще час назад предположение о том, что я могу обсуждать подобную перспективу иначе чем в саркастическом ракурсе, казалось абсурдным. Но теперь смотреть на нее приходилось всерьез.
— Мей, это невозможно, — подумав, покачал головой я со вздохом.
— Дима, я летела сюда через половину Земного шара не для того, чтобы бросить тебя умирать, — решительно возразила она. — А если ты выйдешь из дверей этого здания — то твоя жизнь оборвется очень скоро. Ты и сам это прекрасно понимаешь.
— Мей, когда я решился на это — я не думал только о своей жизни. Вероятность среднесрочного выживания была бы куда большей, если бы я молчал и не высовывался. Но я решил, что есть вещи более важные, чем страх за свою шкуру.
— Я прекрасно понимаю это, Дима. Но это вовсе не значит, что ты не можешь попытаться обезопасить себя, насколько это возможно.
— Ты сама видела, что показывают по телевизору. Людям не все равно. Они помнят о моих словах. И это — то, чего я хотел. Это — самое важное. Если я сейчас сбегу в Евразийский Союз, то СБС с удовольствием повесит на меня ярлык «евразийского провокатора». И это будет звучать до такой степени достоверно, что 95 % людей, которых волнует сейчас сказанное в эфире у Гоффмана, поставят крест на этой истории. Такой поступок дискредитировал бы идею, которая мною двигала. И я не могу пойти на такое. Если, конечно, твой вопрос — это не знак вежливости, который нужно соблюсти, перед тем как те суровые ребята из МГБ накинут мне мешок на голову и транспортируют куда надо.
— Ты сам прекрасно знаешь, что нет. У нас нет никакого интереса в том, чтобы похищать тебя. С точки зрения информационной политики, уж извини за прямоту, ты ничем не хуже в роли мертвой жертвы, чем в роли живого перебежчика — и то, и другое может быть использовано во благо партии. Так что, если ты решишь позволить убить себя, чтобы сказанное тобой вчера вечером выглядело еще правдоподобнее, то я не думаю, что кто-то из МГБ станет разубеждать тебя.
Сделав паузу, она решительно добавила:
— Но я — стану. Может быть, ты уже забыл об этом, но мы друзья, Дима. Я не видела тебя почти двадцать лет. И за эти годы часто вспоминала. Какими бы разными не оказались наши жизни, ты все еще мне не безразличен. Я хочу, чтобы ты жил. Больше того —
При слове «любимая» я нахмурился, подумав о том, где сейчас Лаура, что за мысли у нее в голове. При мысли о том, что она сейчас мечется в бессилии, мучается и страдает, не зная, жив я или мертв, а я мог бы прекратить это одним звонком, но не делаю этого, мне сделалось на душе совсем паскудно. Поверила ли Лаура в то, что ее отец не имеет отношения к моему похищению? Я предполагал, что да — крайне сложно заподозрить родного человека в такой подлости, да и доказательств тому нет. И это, наверное, к лучшему. Если она не утратила доверие к отцу, то, скорее всего, поддастся на его уговоры, позволит спрятать себя в надежном убежище и не делать глупостей. Именно этого я от нее и хотел.
— Моя борьба только началась, Мей. И мне нет смысла думать о нормальной жизни, пока она не закончится. От таких людей, как Чхон, не спрячешься. Он умеет убивать так, как ни один человек на Земле. Он дождется момента и уничтожит меня, рано или поздно. Если только…
Сжав губы, я добавил:
— … если только я не уничтожу его первым.
— И как ты собираешься это сделать?
Я тяжело вздохнул, прежде чем произносить то, что мне очень не хотелось.
— Я дам против него официальные показания. Не дам ни единого повода, чтобы мои слова поставили под сомнение. Чего бы мне это не стоило.
Мей смотрела на меня какое-то время, переваривая услышанное.
— Кому ты собираешься давать показания? — спросила она удивленно, разводя руками. — Ты до сих пор считаешь, что в вашем олигархическом обществе есть правосудие? Попав в руки СБС, ты не добьешься ничего, кроме того, что станешь их жертвой. Кто помешает им просто-напросто уничтожить тебя?
— Гражданское общество.
— Ты правда в это веришь?
— Это единственное, во что мне остается верить. В то, что большинство людей еще не полностью прогнили. Если это не так — какой вообще смысл вообще за что-то бороться?
Мей неуверенно покачала головой.
— Я объявлю о том, что делаю. Запишу небольшой видеоблог. Так что весь мир будет знать, что я пошел сдаваться. Это должно удержать их от того, чтобы инсценировать мое убийство при задержании или просто скрыть факт задержания и тайно запереть где-то. Получив меня в руки, они потеряют свою последнюю отмазку, что, мол, мои показания сомнительные. Общество будет требовать от них отчета о расследовании. И они вынуждены будут начать действовать. Даже если Протектор был осведомлен о том, что творили Окифора, Чхон и остальные — это не помешает ему откреститься от них и принести их в жертву. Так ведь работает политика?
— Это крайне рискованная игра, Дима.
— Я знаю.
— Даже если твой расчет оправдается, и высшее руководство Содружества решит пожертвовать парой пешек, которые фигурировали в твоих показаниях, дабы задобрить широкие массы — это не особо тебе поможет. Ты стал слишком одиозной фигурой, занял слишком непримиримую позицию и бросил слишком громкие обвинения, чтобы власти могли позволить себе полностью тебя оправдать и реабилитировать. Если ты сдашься им без каких-либо предварительных условий, то будешь первым, кто будет репрессирован.