Новый мир. Книга 4: Правда
Шрифт:
Я не захотел спорить дальше при Лауре, но решил, что поговорю с ним потом отдельно и отговорю от этой затеи. Было бы глупо потерять то, за что мы так долго боролись.
— И ты, Лаура, должна быть обязательно! — все не унимался Миро, хватая ее за руку. — В качестве самого дорогого гостя. Никаких отговорок!
Я не успел одернуть Миро, который в своем простодушии не понимал, что такой человек, как Лаура Фламини, пусть она и согласилась бескорыстно помочь нам с судом, не станет участвовать в попойке в захолустном полулегальном баре, находящемся у черта на куличках, даже если часть собравшихся там сомнительных
— Ну все, довольно. Не время еще думать о банкетах. Предстоит много работы, — закруглил эту тему я, красноречиво посмотрев на брата.
— Как ты, Алисия? — спросила, тем временем, Лаура, улыбаясь, и опустилась на корточки перед слегка напуганной девочкой. — Устала, милая?
— Элли редко покидает постель дольше, чем на пару часов, — ответила за нее мать, за чью спину девочка стеснительно спряталась от незнакомой женщины, приставшей с вопросами. — Ей, конечно, не терпится поскорее оказаться дома.
— Она держалась просто отлично. Настоящая умница.
— Ладно, не будем больше ее мучить, — решил наконец Миро, подхватывая дочь на руки. — Машина ждет за углом. Дима, может, ты с нами? Шаи приготовит нам всем ужин.
— Спасибо, Миро, но у меня дома голодный пес. Увидимся завтра в баре.
— Добро! Лаура, еще раз огромное тебе спасибо!
Распрощавшись с ними, мы остались вдвоем с Лаурой. Заседание, начавшееся в 5:00 после полудня, продлилось около часа, до самого закрытия учреждения. Так что к тому времени, как мы покинули суд, дневная жара как раз спала, и находиться на улице стало приятно.
Из здания суда как раз массово выходили уставшие судебные клерки, отработавшие свою смену, и посетители. Мужчины в большинстве своем были одеты в светлые рубашки и галстуки и держали перекинутыми через плечо пиджаки. Я был облачен в самую приличную рубашку и максимально гладко выбрит. Но все равно чувствовал на своем лице много настороженных взглядов — таких же, какие давеча падали на меня в коридорах суда.
Мы с Лаурой, не сговариваясь, не спеша зашагали по тенистой аллее в сторону, откуда мы и пришли — там располагался ее офис, в котором мы все вместе сидели сегодня, проводя генеральную репетицию, перед тем как выйти навстречу судьбоносному для нас событию. Я собирался произнести что-то, но Лаура как раз ответила на очередной телефонный звонок, касающийся одного из ее дел, взглядом дав понять, что это не надолго.
Увлеченная деловым разговором, Лаура не замечала моего взгляда, обращенного на нее, и не могла знать о мыслях, витающих в моей голове. Не разбирая слов, я слышал тон, которым она говорила со своим невидимым собеседником, не то клиентом, не то каким-то следователем или прокурором, находящимся по другую сторону баррикады. Она чеканила каждое слово четко, уверенно и решительно. Такие интонации мгновенно развеивали любые стереотипы о том, что женщина, как хрупкое и ранимое существо, нуждается в какой-то форе со стороны суровых мужчин на жестком поприще уголовного процесса. То же самое я наблюдал только что в зале суда.
Я был наивен, когда полагал, что способен, основываясь на методе проб и ошибок,
«Вы хоть понимаете, что эта ни в чем не повинная маленькая девочка может просто-напросто умереть, потому что вы лишили ее папу и маму права зарабатывать деньги на ее лечение?! И ради чего — ради рутинных бюрократических процедур в рамках бесперспективного расследования, давно зашедшего в тупик, и не имеющего, вдобавок, никакого отношения к этой бедной семье?! Ваша честь, неужели вы правда полагаете, что это безумие можно назвать пропорциональным вмешательством государства в частную жизнь семьи Молдовану?! Да это просто-напросто убийство, санкционированное представителями власти!»
Конечно же, судья в конце концов сделал ей замечание, призвав воздерживаться от эмоциональных высказываний и говорить только по делу. Конечно же, представитель стороны обвинения бормотал в ответ какие-то сбивчивые возражения. Но это было неважно. Лаура выбила почву у них из-под ног. Отказать ей теперь означало объявить в лицо заплаканной женщине с больным ребенком на руках, что обрекаешь ее дочь на смерть, причем под запись, в открытом заседании, после завершения которого эти душещипательные подробности могут оказаться на страницах любых СМИ. Это было на самом деле не что иное, как давление на суд, о чем и пытался сказать судье прокурор — но давление такое тонкое и виртуозное, что официально обвинить адвоката в нарушении закона или этических правил было практически невозможно.
Моего воображения не хватило бы на то, чтобы сделать нечто подобное.
— Ты сделала правильный выбор, решив стать адвокатом, — произнес я, когда она закончила телефонный разговор. — Это было действительно впечатляюще. Правда. У тебя настоящий талант.
Лаура в ответ усмехнулась, но не стала отнекиваться от похвалы.
— Талант здесь ни при чем. Все дело в том, чтобы упорно работать, — ответила она. — Сотни бессонных ночей с кодексами, сборниками судебных решений и научными трудами, сотни часов упражнений на курсах ораторского искусства и во время имитации судебных процессов, годы практики — и любой будет способен сделать то же самое.
— По тебе видно, что ты работаешь с душой.
— Да, это так, — кивнула она. — Опытный адвокат способен произнести блестящую речь в защиту хоть самого Дьявола, и применить сотню уловок, чтобы помочь тому избежать ответственности. Многие мои коллеги по цеху видят свою миссию именно в этом — использовать все свои способности для достижения победы, и не важно, кто их клиент. Но для меня все иначе. Я стараюсь браться за дела лишь тогда, когда верю, что могу действительно восстановить справедливость, сделать это общество лучше.