Новый мир. Книга 4: Правда
Шрифт:
Она смотрела на меня изучающе. Я надеялся, что на моем лице по-прежнему не дрожит ни один мускул.
— На нее есть обширный файл. Не удивительно, учитывая ее семейные связи. В этом файле, правда, нет ничего действительно серьезного. Она сама никогда не принимала никаких решений. Всегда была всего лишь смазливой куклой, которую изготовила для себя ее не менее избалованная и развращенная мать, заплатив генетикам три миллиона фунтов на исполнение своих капризов. Но вот всяческих мерзостей — там, конечно полно. Как и полагается представителям сиднейской богемы. Вряд ли стоит говорить о ее подростковом лесбийском романе с Эмилией Вонг, ныне, кстати, высокопоставленной сотрудницей «Андромеды», которая, как и я, входит в общество Менса. Информация об этой похабщине и так уже давно просочилась в Сеть. Не удивит вас и информация о ее связях с Эдвардом Грантом.
Громким щелчком пальцев Миллер спроецировала на воздух дисплей, на котором начала проигрываться видеозапись. Запись велась,
Избегая смотреть на дисплей, и следя за выражением моего лица, прокурор продолжила:
— Камеру установили не спецслужбы, а сам Грант. Как и многие представители нашей бизнес-«элиты», это редкий извращенец, на котором негде клейма ставить, любитель домашнего порно и БДСМ. Ему едва удалось замять истории с жалобами нескольких его бывших секретарш и референток. Они в целом не против были использовать свое тело, чтобы снискать расположение босса и сделать карьеру. Но не ожидали, что он захочет пользовать их намного жёстче, чем эти недалекие проститутки рассчитывали. А вот Фламини, как вы сами можете видеть, это вполне устраивает.
Она поморщилась, и спросила, по-прежнему не глядя на экран:
— Вы достаточно увидели? Тогда я выключу это. Не могу преодолеть отвращение, когда сталкиваюсь с подобным.
Миллер покачала головой с неподдельной искренностью, которая выдавала в ней убежденную антисексуалку.
— Мне не дано понять, как люди позволяют, чтобы им овладевали столь низменные чувства, превращающие их в животных, и почему наше общество делает так мало для того, чтобы обуздать эти вредные и опасные инстинкты. Они совершенно не обязательны для воспроизведения потомства. Могу это сказать как человек, никогда не опускавшийся до такой мерзости, но при этом выносивший, родивший и успешно воспитавший дочь, которой недавно исполнилось 17. При этом эти атавистические пережитки прошлого разлагают основные моральные устои, подрывают семейные ценности, провоцируют бессмысленные конфликты, снижают производительность труда…
Анна вдруг взглянула в свой блокнот и поправилась:
— Впрочем, вряд ли вы придерживаетесь таких же взглядов, как я. Если судить по вашей биографии, вы невысоко оценили уроки благочестия, которые дали вам в «Вознесении», и тоже своих инстинктов никогда не сдерживали. На первый взгляд даже удивительно, что две личности со столь невысокой нравственностью, повстречавшись, воздержались от того, чтобы придаться своему излюбленному занятию. Хотя, на самом деле ничего удивительного здесь нет. Для бездуховной связи важны лишь внешние, материальные атрибуты. А они у вас, как вы сами понимаете, не на высоте.
Я устало вздохнул и поинтересовался ровным голосом:
— Какая цель этого всего? Вывести меня из равновесия? Спровоцировать на агрессию? Не выйдет. Давайте наконец к сути.
Прокурор пожала плечами, мол, не имеет ничего против.
— Все ведь банально просто, не так ли? Соответствует классическим канонам терроризма, которые вы, как вижу, хорошо постигли, пока с ним «боролись». Итак, у вас есть заложники. Вы их уже перечислили: это ряд людей, кто-то из которых мне дорог, а кто-то — вообще не имеет ко мне никакого отношения, и даже мой пес. И у вас есть ко мне требования, которые вы все никак не собираетесь прямо озвучить. Я должен убедить Джерома, чтобы он стал вашим информатором в сети Сопротивления? Или, может, я должен сам втереться к ним в доверие и стать информатором? Что еще? Саботировать работу НСОК? Информировать вас о ней? Или, может, сделать организацию слепым орудием в ваших руках? Вы, небось, жалеете, что стали свидетелем того, как окончились, не начавшись, мои отношения с Лаурой Фламини. А так бы было выставлено еще одно требование — поддерживать с ней дружбу и выуживать информацию относительно ее отца и планов объединенной оппозиции. Я ничего не забыл? Ах, да, самое главное. Отдать себя в лапы Чхона, чтобы он дальше ставил на мне свои эксперименты — это условие вы поставите сразу, или прибережете на закуску и предложите в конце в качестве «альтернативы»?
Миллер смотрела на меня очень пристально.
— Я не знаю, кто такой «Чхон», о котором вы говорите.
— Ну да, а как же.
— Что до остального — я поняла, как вы видите свое возможное сотрудничество со следствием. И некоторые из ваших идей звучат весьма здраво. А именно первая и вторая. Ваш «носок» никого не интересует. А вот ячейка Сопротивления — другое дело.
Прокурор
— Вы, наверное, думаете, что знаете, или догадываетесь, что такое «Сопротивление», благодаря своим друзьям. Но на самом деле вы даже не представляете себе, с чем имеете дело. Мало кто в обществе понимает беспрецедентную степень этой угрозы и сложность борьбы с ней. Будь у них какой-то центр, сердце — мы давно бы вырвали его. Но его нет. Они подобны раку, пустившему в организме метастазы. Тысячи автономных ячеек по всему миру. Большинство из них имеет связь лишь с парой «соседних», а о работе остальных не имеют ни малейшего понятия. Их не связывает ничего, кроме общей идеи, и лидера — человека по прозвищу Фримэн, которого, как я начинаю подозревать, не существует. И никогда не существовало. Это всего лишь символ. Ликвидация отдельных ячеек ничего не меняет. Вместо них тут же появляются новые — словно головы у гидры. Огромные ресурсы брошены на то, чтобы справиться с ними — а они становятся только сильнее.
Посмотрев мне в глаза, она произнесла:
— На совести людей, причисляющих себя к адептам Сопротивления — тысячи жизней ни в чем не повинных людей. Похищения, пытки и убийства. Захват заложников. Взрывы бомб. Распыление опасных веществ в общественных местах. Они сеют среди людей страх. А потом еще и обвиняют спецслужбы в том, что сами совершили. Очень много некрепких умом и убеждениями людей, в том числе молодежи, подростков, главным образом из неблагополучных семей, а также из среды нелегальных иммигрантов, купились на их дешевую риторику о всемирной революции, равенстве и братстве. Стоит за всем этим, конечно же, Евразийский Союз. Вы сами должны понимать, что без мощной подпитки с их стороны такая обширная сеть не могла бы существовать. После того как евразийцы утратили превосходство в космосе и тем самым навсегда потеряли возможность выиграть глобальное цивилизационное противостояние грубым военным путём, они сделали основную ставку на то, чтобы развалить Содружество наций изнутри. Их новый лидер, Бингвен Фэн, умнее предшественников. Он очень удачно сумел использовать конфликт между официальной властью и представителями большого бизнеса, так называемым Консорциумом. Убедил олигархов, что Союз, мол, готов к экономической либерализации и не является для них смертельной угрозой, как те считали прежде. В результате циничные дельцы начали подыгрывать ему, вливая дополнительные огромные ресурсы в дестабилизацию обстановки на просторах Содружества, приводящую к усилению мятежных настроений, и, соответственно — движения Сопротивления, находящегося на острие протестов. Возможно, со стороны олигархов это всего лишь интриги, эдакий извращённый способ торгов с Протектором. Но, что бы ни было у них на уме, факт остается фактом — они вырастили и откормили гидру, которую они едва ли сами контролируют.
В моей голове вдруг всплыл отрывок из моего разговора с Лейлой Аль Кадри, случившийся больше чем полтора месяца назад: «Я буду пользоваться каждой их слабиной. Буду обращать себе на пользу их внутренние склоки и противоречия. Кто-то из них попытается использовать меня? Пусть думают, что используют. А я буду использовать их, чтобы становиться сильнее. И в конце их будет ждать большой сюрприз».
— Сложно оценить, насколько важной является именно та ячейка Сопротивления, с которой вы соприкоснулись. Мы мало о ней знаем. Но я не склонна недооценивать ее значение. Так что сотрудничество, о котором вы упомянули, будет полезным и ценным для меня. И для вас — да, тоже. Вы совершенно правы — оно действительно могло бы повлиять на судьбу упомянутых вами лиц. Вы напрасно считаете, что ваши неуместные сравнения моей работы с «терроризмом» должны меня смутить. Как добросовестный прокурор, я нацелена на то, чтобы все без исключения преступники понесли заслуженное наказание. Но я не позволяю своему перфекционизму затуманивать взор и понижать эффективность моей работы. Как бывший правоохранитель, вы знаете — в правоохранительной деятельности важна расстановка приоритетов. Иногда приходится пренебрегать менее значительными правонарушениями, чтобы эффективно бороться с наиболее опасными. Я признаю, что это бывает необходимым. Может быть, пойду на это и в вашем случае. Вот и все.
Я хмыкнул.
— А что, если я скажу — «нет»? — прямо спросил я.
— Это ваше дело, — спокойно ответила Анна, сощурившись. — Вариантов как минимум три. Можете продолжать делать, что делаете — и получите то, что заслуживаете. Можете не сомневаться, что получите быстро и сполна. Не хотите — можете попробовать скрыться, затаиться где-то. Может быть, у вас и выйдет. У всех, включая меня, хватает сейчас более важных проблем, чем выискивать крыс, которые забились в щели по всему миру. Можете понадеяться, что руки до этого дойдут нескоро, или даже никогда. Либо сделайте выбор, достойный человека, воспитывавшегося в «Вознесении». Никогда не поздно одуматься. Я не слишком сильно верю в людей. Таков удел прокурора, который имеет дело лишь с худшими проявлениями человеческой натуры. Но я — христианка. И я помню, что Библия говорит о покаянии. Когда-то и апостол Павел преследовал христиан. Но он все же обрел веру. Может быть, обретете и вы.