Новый мир. Книга 4: Правда
Шрифт:
Мы прошли, наверное, ярдов сто, прежде чем я наконец оказался в довольно просторном помещении. Скорее всего, оно примыкало к студии. Но идеальная звукоизоляция не позволяла проникнуть ни одному звуку из соседнего помещения, где как раз в эти минуты занимали кресла, развлекаясь светскими беседами, сотня избранных популярных блоггеров и светских хроникеров, а также три сотни представителей бомонда, не пожалевших выбросить от 5 000 до 20 000 фунтов за право присутствовать в студии Барри Гоффмана. Мой первый же шаг неожиданно отдался гулким эхом от пола, выложенного плитами из черного и белого мрамора
В помещении, куда я попал, центральное место занимал постамент из черного мрамора, на котором было оборудовано роскошное ложе с белыми простынями. Оказавшись в этом ложе в своем черном костюме, я выглядел бы как вылитый покойник в гробу. Со всех уголков в сторону ложа был направлены прожектора и высокотехнологичные навороченные телекамеры. Некоторые свободно ездили по рейкам по всему потолку, некоторые были установлены на тихоходых дронах, парящих в воздухе.
С тыльной стороны ложа, примерно за тем местом, где должна была находиться голова разместившегося там несчастного, находилось технологическое оборудование, похожее на смесь современной медицинской системы жизнеобеспечения и квантового компьютера, окрашенные в черно-белые цвета, чтобы гармонировать с интерьером помещения. Это и был так называемый мнемонический экстрактор производства корпорации «Омикрон Медикал». По слухам, устройство стоило свыше 1 миллиарда фунтов. OWN платил колоссальные средства, чтобы арендовать его на один день в неделю — остальное время аппарат использовался для сложных экспериментов и исследований в Институте исследования памяти в Стокгольме.
Рядом с аппаратом стоял невысокий мужчина хорошо за сорок — эксперт-мнемотехник. Он был не просто лысым, а страдал, судя по отсутствию на лице бровей и ресниц, алопецией — редким заболеванием, из-за которого на теле человека отсутствовала растительность. Он был облачен в черный смокинг, накрахмаленную белую рубашку с красивыми серебристыми запонками и безупречно повязанный красный галстук-бабочку. Вид мужчины был совершенно невозмутим. Посмотрев на меня, а затем на часы, огромное табло которых под потолком, в недосягаемом для камер месте, возвещало о времени: 9:42 PM, он коротко заметил:
— Рано.
— Визаж не потребовался, — пикнул приведший меня работник.
— Ну тогда приступаем.
Непонятно откуда выпорхнули две девушки-ассистентки. Одна — классическая блондинка скандинавской внешности, вторая — японка с короткой стрижкой темных волос. Обе — красивые, высокие, с безупречным макияжем, в черно-белой униформе, похожей на одежду ресторанных хостесс, с короткими юбочками. Выдержка у них оказалась получше, чем у визажиста — при виде моего лица они не ахнули и не отпрянула.
— Пройдемте, — поманила меня за собой одна из них.
Минуту спустя я уже лежал на белых простынях, с вытянутыми вдоль туловища руками, чувствуя себя вампиром, которому предстояло погрузиться в столетний сон.
— Вы когда-нибудь проходили сканирование сознания? — прошелестел надо мной бесстрастный, вкрадчивый голос лысого мужичка, пока ассистентки ловкими пальчиками незаметно, но умело прилепляли датчики — к моей шее, к вискам, к лимфатическим узлам на затылке, под рубашку в районе сердца…
— Да, приходилось, — кивнул я.
— Значит, ощущения не удивят
Я сосредоточенно кивнул.
— Я должен убедиться, что вы полностью понимаете, что вам предстоит. У вас будет ощущение, отдаленно схожее со сном. Вы не будете вполне себя осознавать. Не сможете, я это подчеркиваю, контролировать то, что ваше сознание будет выдавать на экран. Вам не удастся скрыть что-то, что вы не желаете показывать, или модифицировать образы так, как вам бы хотелось.
— Я это понимаю, — кивнул я.
— Сигналы будут исходить из глубин вашего сознания и даже подсознания. Бывает, что образы, которые хранит ваше подсознание, отличается от тех, которые вы помните. Человеческий разум способен обмануть себя, умышленно или несознательно. Подкорректировать свое представление о прошлом. Но подсознание хранит реальную картину. Случается, что она удивляет и шокирует.
Я кивнул.
— Вам должны были объяснить, что есть возможность установить табу.
— Да, мне объяснили.
Речь шла о блокировке на воспроизведение определенных фрагментов воспоминаний: некоторые темы, людей, временные отрезки. За несколько миллисекунд, которые проходят между поступлением сигнала из мозга участника и его отображением в эфире, квантовый компьютер способен проанализировать контент и отсеять нежелательный. Большая часть участников пользуется правом на табу, чтобы оградить от публики особо чувствительные воспоминания. Это согласовывается заранее. И Гоффман обычно шел навстречу участникам, если это не нанесет ущерба теме шоу.
— Но юристы сообщили, что вы письменно отказались от этого права, — продолжил специалист по мнемонике. — Став, таким образом, пятым человеком, принявшим такое решение, за все 10 лет выхода программы. Это правда?
— Да, — кивнул я.
— Вы понимаете, что это значит, что на экране, перед миллионами людей, могут отобразиться абсолютно любые фрагменты из вашей памяти? Фактически вся ваша жизнь, без каких-либо утаек и прикрас. Наше шоу имеет рейтинг «18+». Согласно политике канала и лично автора идеи, мистера Гоффмана, воспоминания не цензурируются, какие бы шокирующие или интимные подробности они не содержали.
— Я это понимаю, — кивнул я.
— Юристы должны были ясно объяснить вам, что вы сами ответственны за все, что будет показано.
В памяти всплыли строки из документов, великое множество которых я подписал за пару прошедших дней: «Я понимаю, что именно я, а не телеканал или авторы программы, буду нести ответственность за любой ущерб, который публичная демонстрация моих воспоминаний может нанести любым людям или организациям. Мне сделано предостережение, что мои воспоминания могут стать основанием для уголовного преследования, если их содержание либо сам факт их публичной демонстрации составляет состав преступления по законам какого-либо государства».