Новый мир. Трансформация
Шрифт:
Мы с Балдассаро успеем.
Поужинав, я начала подготовку: изменила спинку моей походной кровати так, чтобы на цельной доске изголовья появились прорези, достала из походного мешка кусок чёрной ткани и припасённые верёвки. С созданием предметов, точная формула которых мне неизвестна, дело так и шло ни шатко, ни валко, поэтому верёвки я делала из местной волокнистой травы. Они ещё и пахли приятно.
Раньше я не экспериментировала с одеждой, разве что щекотала нервы Балдассаро последними достижениями земной бельевой моды. Но это раз требовал особого наряда: красное платье
— Госпожа… — Под потолком разливался мягкий рассеянный свет. Я ждала Балдассаро в походном кресле, играя коротким хлыстиком. Хлыстик этот, кстати, принёс сам Балдассаро, но пользовалась я им редко — боялась, не рассчитать силу удара. Ремнём было как-то привычнее и понятнее. Тем более, было нечто особо возбуждающее в том, что чтобы пороть раба его же ремнём.
— Приветствуй меня, как положено.
Он приблизился, встал на одно колено (такая поза мне нравилась больше), прикоснулся губами к обнажённому колену, и так замер. Ну да, раньше я была либо босиком, либо в туфлях, и схема действий была понятна.
— Целуй сапог, сверху вниз. Дойдёшь до носка — снимешь.
Да, с точки зрения тактильных ощущений, сапоги не самая удобная обувь. Но как волнительно наблюдать за тем, как Балдассаро прикасается губами к грубой чёрной коже.
— Я передумала. Займись лилией.
За несколько встреч Балдассаро запомнил особенности моего тела, и поправлять его приходилось реже. Но хлыстик я всё равно крутила в руках: сейчас раб ещё в рубашке, и использовать игрушку по назначению можно будет, не опасаясь повредить кожу.
— Ниже.
Удар. Хлыстик прошёлся по правой лопатке Балдассаро, слегка смяв тонкую белую ткань.
— Ещё ниже. Нежнее. Сильнее надавливай.
Раб исправился, но я всё равно ударила его ещё два раза — чтобы не распускался.
— Положи гранталл и ремень на стол и раздевайся.
Есть определённый смысл в том, чтобы позволять ему раздеться только после того, как он выполнит свою первоочередную задачу: так я получаю и физическое и эстетическое наслаждение одновременно. Когда Балдассаро избавился от белья, я удовлетворённо кивнула: раб получает от происходящего не меньше удовольствия, чем я.
— Молодец. Теперь ложись на кровать, на правый бок. И сразу сожми руки и вытяни их вверх.
Я дожидалась, пока он выполнит приказание, постукивая по сапогу хлыстиком. Затем взяла верёвку, повязку и наклонилась над кроватью.
— Приподними голову.
Чёрная ткань легла на глаза Балдассаро, отрезая его от и без того скудного света. Когда верёвка скользнула по его сложенным рукам, раб непроизвольно дёрнулся.
— Не беспокойся, тебе понравится то, что я приготовила на сегодня.
Кусок гранталала, который принёс Балдассаро, был идеален: тонкий, длинный, с закруглёнными концами. Мне даже не пришлось придумывать что-то со смазкой — только разогреть металл до температуры человеческого тела.
В первые мгновения Балдассаро напрягся, но я была аккуратна, но настойчива, и быстро сообразила, что свободной рукой нужно стимулировать более привычные места. Так что Балдассаро уходил из моей палатки довольным и опустошённым, с шальной улыбкой на лице.
Прибрав последствия наших развлечений, я разделась, легла в кровать и прикрыла глаза, готовясь к возвращению кошмаров.
— Так ты специально раздобыла мне рыбу, чтобы я был занят? — Шива проскользнул в палатку, тихо мрякнув, запрыгнул на кровать. — Могла бы и просто попросить. Но рыба была вкусная.
Котёнок улёгся вокруг моей головы, погрузил лапки в волосы и уютно замурчал.
Кошмаров в эту ночь, как и в прошлую, не было. Кажется, жизнь потихоньку налаживается.
Сияние
— Разведка доносит, что вчера горожане весь день готовились к празднику. Никаких войск в городе нет, и их прибытия не ожидают.
Доменике скрестил руки на груди, глядя куда-то между мной и Балдассаро. Судя по лицу моего «учителя», он был чем-то очень доволен: лёгкая полуулыбка, светящиеся самодовольством глаза. Неужели его настолько обрадовало сообщение разведки?
— Я уже говорил и повторю ещё раз: моя дядя не слабоумный и не юродивый. После Гранталловой Долины нам больше некуда идти кроме Чьямонты.
— Мы можем свернуть на юг и двинуться морем к Новой Венеции. Можем для начала разобраться с поселением крылатых, потом — морем к Новой Венеции.
— А корабли ты, конечно же, создашь. — Балдассаро ехидно фыркнул. — Сожжёшь себе разум, как тот Скандела, но отправишь армию прямиком к Новой Венеции, минуя Чьямонту и Лагсале. Доменике, из нашего нынешнего положения есть только одно разумное направление. И Фредерике это прекрасно понимает.
— Допустим, ты прав. И что из этого?
— То, что горожане просто не могут спокойно готовиться к празднику, когда почти у городских стен стоит армия мерзких ящериц! Даже в Чьямонте! Даже в день Сияния!
Балдассаро вскинул руки вверх, словно призывая розоватое предрассветное небо в свидетели своей правоты.
— Именно в Чьямонте и именно в день Сияния — могут. И потом, как ты тогда объяснишь, почему они всё-таки спокойно готовятся к празднику? Мои источники не могут ошибаться. — Балдассаро пожал плечами. Я тоже молчала, с удовольствием наблюдая, как самодовольство покинуло лицо Доменике, сменившись лёгким раздражением. — Если более разумных возражений нет, слушайте план…
Мы двинулись к Чьямонте с рассветом: моя тысяча ящеров, пятьдесят бенанданти Балдассаро и Шива. Сначала я хотела оставить Шиву с Женевьевой, не желая стать причиной ранней и бесполезной гибели малыша (сейчас ему было четыре месяца, и Шива уже догнал размерами моего Конкистадора). Но котёнок гневно мяукал, укусил меня за ухо и заявил, что Женевьеве придётся посадить его в железный ящик, ибо кот-хранитель обязан быть рядом со своим бенанданти. Вспомнив собственные рассуждения о том, что местные крылатые коты — существа, не менее разумные, чем люди, я смирилась.