Новый мир
Шрифт:
— Да, всего лишь нанюхалась масла тангурской секвойи.
Скотт вежливо удивился:
— Откуда же ему взяться здесь? Оно запрещено. — Тут же спохватился: — Впрочем, тогда я понимаю, зачем приехала эта толпа федералов и полиции. Все желают увидеть тебя и людей, чьи имена мне ровным счетом ничего не говорят. Сначала я хотел позвонить Горди Макгрегору и спросить, что происходит, почему его люди рвутся в мой дом, но решил уточнить у тебя.
— Я вызывала агента Веру Харрис. Должно быть, с ней еще ее рабочая группа. Полицию — нет, я не вызывала.
— Вера Харрис, — задумчиво повторил Скотт. — Я слыхал о ней. Это ведь она вчера навестила тебя? — Покивал своим мыслям. — Она недурно воспитана. Передай ей, что я жду ее в своем кабинете к четырем часам.
Он повернулся и
— Делла, я забрал Огги. Пока не уляжется шум, он побудет у меня. Малышу вредно столько впечатлений, будет плохо спать.
— Спасибо, Скотт, — только и сказала я.
Патриарх величественно удалился. Медики засобирались было, я напомнила, что вот-вот появится федеральный агент и им лучше не спешить. Кажется, они мысленно жалели себя, но виду не подавали. Негритянка отошла к среднему окну и застыла, глядя на сад. Индеец собрал диагностический комплекс, а доктор сел к большому столу и на наладоннике быстро составлял отчет для страховой — заодно и для федералов.
Ждать пришлось совсем недолго. Я как раз думала, не самое ли время позвать Лура и попросить подать чай, когда на веранде раздался топот, и в большой холл плечом к плечу, как заклятые соперники, ворвались Вера Харрис и Лоренс Хикати.
Отлично, едва не сказала я вслух, никому не придется звонить и приглашать отдельно.
Эти двое имели столь целеустремленный вид, словно намеревались пронестись через холл и выйти на улицу прямо сквозь стену. У них было совершенно одинаковое выражение лиц, глаза одинаково прищурены, губы одинаково сжаты. Господи, да ведь еще вчера Вера говорила мне, что опасается иметь что-то общее с Хикати, ей дорога репутация. А сегодня они выглядят как давно сработавшаяся команда, и единственное, что они позволяют себе — исключительно ради оживления отношений, ну так, чтоб эмоционального застоя не возникало, — это конкуренцию в охоте за преступниками и уликами. Честолюбие никто не отменял, да-да, и соревновательный дух помогает добиться большей эффективности. Все как доктор прописал. В учебнике по социальной психологии для учеников средней колониальной школы.
За дело они взялись так рьяно, словно ждали этой минуты всю жизнь. Словно настал их звездный час, когда наконец весь мир увидит, на что способна эта парочка. Вера арестовала лжеврачей, отправила их в Эдинбург под конвоем, мигом сняла с меня первичные показания, тут же опросила и отпустила медиков… Я поняла, что Лоренс Хикати пропал из моего поля зрения, повертела головой. Ага, он уже навис коршуном над сжавшейся Ниной — притом что та была на полголовы выше, — а она глядела на него сияющими от счастья глазами. Эй, хотела окликнуть я, Нина, что потом ты скажешь Йену? Но тут же сообразила, что Нина увидела в Хикати… папочку. Того самого отца, которого не знала и которого старалась найти буквально в каждом мужчине, который превосходил ее по возрасту или социально.
Улучив момент, когда рядом никто не крутился, я сказала Вере:
— Скотт-старший просил тебя зайти к нему. К четырем.
— «Просил» — это такой вежливый синоним слова «приказал»? — Вера чуть скосила глаза и усмехнулась. Она ни капельки не заблуждалась насчет нравов шотландской аристократии.
— Я бы сказала «распорядился». Есть подозрение, что приказывает он другим тоном и пользуется им редко.
— Да-да, — Вера позволила себе иронию, — и то исключительно от шока: не в состоянии поверить, что кто-то не прислушался к его «просьбе». — Вздохнула: — Информацией его могла снабдить и ты, для этого я не нужна. Значит, собирается обрушить на мою голову громы и молнии по поводу обстановки в городе. И чем ему Горди-Горди не угодил? Звонил бы ему… мог бы и в кабинет к себе пригласить.
— Говорит, что ты недурно воспитана.
— Плохи мои дела… — Вера картинно закатила глаза. — Делла, если он прочит меня на место Горди-Горди, который давно просится на пенсию… Я тебя очень прошу: разубеди его. Да, я понимаю, все будет честно, он просто выскажет свое драгоценное мнение на совете нобилей, а остальным наплевать, кто будет шефом бюро, поэтому они согласятся. Но, Делла: мне нравится та работа, которой я занимаюсь. Я не хочу другой.
— Почему бы тебе не сказать об этом самой?
— Потому что он решит, будто я скромничаю. Утвердится в своем мнении о моем воспитании, соберет все отзывы о моей работе, внимательно их изучит, после чего снова пригласит к себе — и прочтет лекцию о долге перед человечеством.
И, скотина, прочтет таким тоном, что я устыжусь и соглашусь.
Я засмеялась.
— Делла, — с ноткой грусти заметила Вера, — эти люди потому и принцы, что умеют быть убедительными. Мне нечего противопоставить управленцу такого уровня. Потому и прошу тебя. Объективно я не лучшая кандидатура на это место.
— А кто лучшая? Согласись, если я предложу взамен тебя кого-то хорошего, меня услышат быстрей.
— Да хоть бы Йен Йоханссон.
— Неожиданно, — только и сказала я.
— Он молод и неопытен. Но, Делла, — у него есть талант организатора. Талант именно офицера. Кроме того, я заканчивала полицейскую академию, а он — Джорджийский университет. Это важно.
— Как хочешь. Скотту я скажу.
— Спасибо. Ты ведь не поедешь сейчас со мной?
— На допрос? — Я подумала. — Пожалуй, разочарую тебя. Поеду и буду висеть непосредственно у тебя над душой.
— Испугала ежа голой попой, — фыркнула Вера. — Поверь, на фоне Хикати ты не помеха вовсе.
— Такой активный?
— Я бы сказала, гиперактивный. Но вы оба в подметки не годитесь стажеру Кенту, который мало того что гиперактивен, еще и туп как плоскость.
Мы вежливо кивнули друг дружке, после чего Вера вернулась к работе, а я пошла переодеваться.
Можно было и не ездить.
Доктор Фройд, Алиса Фройд, была мелкой, но амбициозной сошкой. По образованию — медсестра. Родилась на Венере, в самой заурядной семье, с детства чувствовала себя обделенной, мечтала попасть в высшее общество и уж там развернуться. Поступила на филфак в Московском университете, где конкурс был поменьше, чем в Мадриде или Вене. Девушка наслушалась мифов о том, что гуманитарные факультеты университетов Первой Сотни — это в действительности социальная школа. Первая ступень, так сказать, в карьерной лестнице политика или властителя дум. Ну и выбирала себе колледж соответственно: с учетом вероятного окружения. Поэтому с ходу отвергла все азиатские и африканские университеты, а американские даже не рассматривала — кто-то ей сказал, что там готовят менеджеров и чиновников, а девушка мечтала миновать эти ступени. И никто ведь не предупредил дуру, что «гуманитарные науки» это вовсе не эвфемизм понятия «получишь все, что хочешь, за красивые глаза». На гуманитарных факультетах, особенно в престижных университетах, надо ого-го как учиться. Словом, девушку отчислили. Она не сдалась, на следующий год поступила в Пекинский университет — ага, планочку запросов снизила. Продержалась три месяца и бросила учебу. Пришла годом позже в Венский колледж искусств — отчислили. Впоследствии она поступала еще трижды, в разные университеты и на разные факультеты — социология, юриспруденция, финансы. Нигде не проучилась даже года. Потом родители отказались содержать великовозрастную зазнайку, она от обиды вышла замуж, быстро развелась, окончила колледж для медицинских сестер и все-таки закрепилась на Земле, найдя работу в госпитале.
История с работой в точности повторила историю с учебой: девушка нигде не задерживалась, постепенно снижая планку запросов, и в конце концов оказалась в доме престарелых. Для нее это был край, дальше уже только колониальные госпитали и клиники, а она любой ценой хотела удержаться на Земле.
Там-то, в этом доме престарелых, она и познакомилась с вербовщиком Ордена Евы. Вступила сразу и без колебаний, рассчитывая на быстрый взлет. Однако в секте ее «не замечали». Обиделась, хотела уйти — ее подвергли психологической обработке. С тех пор она не бунтовала, а подавленную агрессию срывала на безопасных объектах — животных или выживших из ума пациентах. Когда ее уличили в неподобающем поведении, то уволили. Могли и посадить, но секта пустила в ход свое влияние. Теперь Алисе Фройд предстояло отработать свою юридическую свободу.