Новый путь
Шрифт:
Все ближе планета, поэтому я отстреливаю один маяк на дрейф, а второй – в сторону спутника, который, если я правильно помню, называется Луной. Теперь если кто-то будет пролетать мимо – услышит, а нет, так лет через пятьдесят сигнал поймает форпост Адив. Поэтому все не так плохо.
Светка видит нечто ей понятное на экране, наклоняется и начинает очень быстро работать с клавиатурой. Ничего нового человечество не придумало – и стандарт клавиатуры сохраняется веками, и пиктограммы везде одни и те же, поэтому нам удобно работать с техникой чужого вроде бы корабля. К тому же память
Все-таки вопрос остается: это очередной виртуал, мой бред или же реальность?
Глава четвертая
Я слушаю перехват земных передач. Выбора у нас особенного нет, разве что перевести реактор в половинную мощность, что даст нам время, потому что нужно думать о натурализации.
До нашего рождения два года. Сначала я думала лететь искать родителей, предупредить, но Витька остановил меня одним-единственным вопросом. Он у нас один на двоих: «А где конкретно?» Я не помню, где жила до Германии. Витька тоже не помнит, кроме отдельных картин. Память-то нам «Гэлирия» восстановила давным-давно, но осталась она с телами, а у нас есть только образы.
Витьки нет даже в проекте; где живут мои родители – неизвестно.
– Вить, а по фамилии найти? – интересуюсь я, на что муж тяжело вздыхает.
– Ты представляешь, – грустно улыбается Витька, – сколько Кохов и Фишеров на свете? Ну, положим, нужного Коха пока нет даже теоретически, как нет Гэлирии на орбите, но Фишеры…
– Да, ты прав, – киваю я, принимая его аргументы. – Значит, не получится всех сразу спасти. Что тогда делаем?
– В Швейцарии бессмысленно, – муж явно не хочет думать о том, что внизу тридцатый год, а перед нами не самая простая задача. – Когда дети туда попадут, уже поздно будет.
– Значит, Германия… – заключаю я. Все равно не представляю, как мы можем легализоваться. Может, у Витьки есть мысли?
Витька поднимает меня, собираясь куда-то идти. При этом он сильно задумчив, что значит: у него есть мысль и он ее думает. Я с надеждой смотрю на него, отчего муж кивает, понимая, что мне любопытно. Тянусь к его руке и оказываюсь в объятиях самого любимого человека на свете.
– Комплектность и возможности шлюпок надо проверить, – объясняет мне на ухо Витька, нежно поцеловав в висок.
– Когда ты так делаешь, я думать неспособна, – признаюсь ему, отчего муж улыбается.
– Пойдем, – предлагает он.
Мы идем по направлению к выходу из рубки управления кораблем. Лифты теперь-то точно не действуют. На всем судне работают только рубка, переход к шлюпочной палубе и сама палуба. Остальное обесточено и отключено от системы жизнеобеспечения, чтобы дать нам время. Нам очень нужно время, чтобы определить, куда именно попадаем, и подготовиться. Технологии корабля древние только для нас, Землю они опережают на тысячелетие, да еще и спасательные протоколы во все времена рассчитывались в том числе и на враждебное окружение. Интересно, как здесь?
– Интересно другое, – сообщает мне Витька. – Во-первых, характер виртуальной реальности, берущей информацию из эмоциональных образов памяти, во-вторых, вид гибернатора, а в-третьих, русский язык, в отличие от Адив, например, совершенно такой же, как на Земле.
– Этрусы, думаешь? – интересуюсь я, медленно спускаясь по почти не освещенной лестнице.
– Этрусы… Вполне возможно, – кивает Витька. – О них мы почти ничего не знаем, и хотя логика устройства корабля едина для всех, особенности есть.
– Есть, – соглашаюсь я, эти особенности уже увидевшая. – Мозг не разговаривает, сам корабль устроен, скорее, как цилиндр, чего обычно не бывает, ну и возможности по встраиванию в системы…
Этрусы… Легендарная раса предков что Адив, что, как подозревалось, землян. Да и не только их. О них не было известно почти ничего – только тот факт, что они были, и еще что-то об аппаратуре, в которой могли разобраться только Этрусы на каком-то своем, глубинном уровне. Большая часть информации о них так и оставалась непонятной. Легенды ходили разные – от магии до владения техникой на очень высоком уровне. На очень высокий уровень было не очень похоже, но тут, скорее, причина могла быть в возрасте судна. Что-то около половины галактического года, это очень много.
– Мы, скорей всего, – сообщает Витька, входя на палубу, – в Германии начнем, так будет проще.
– Это если наша память правдива и начало было действительно там, – с грустью улыбаюсь, припомнив еще кое-что. – Мы в гимназии сдавали немецкий, помнишь?
– Швейцарский немецкий отличается, – напоминает мне муж, усмехнувшись. – Так что не аргумент.
– Ой… – Я об этом действительно забыла. Хотя можно говорить и на чистом, но местные правила лучше знать.
Витька лезет в капсулу, а я оглядываюсь. Кажущиеся бесконечными ряды капсул, расположенные как соты, сейчас выглядят так, как будто ими играли в футбол. Смятые и перемолотые конструкции совершенно не походят на космические корабли, скорее на поделки ребенка из пластилина. Мелкие детали пропали, а вот крупные… Я наклоняюсь, поднимая какой-то прибор, зажигающий зеленый экран, едва лишь оказавшись у меня в руках.
– Так, у нас два типа капсул, – сообщает мне Витька. – Гражданская спасательная может выжить даже на дне океана. Военная защитная имеет вооружение и способность летать до орбиты. Но с собственным выживанием так себе, да и с комфортом тоже. Что берем?
– А что нам еще нужно? – интересуюсь я, зная, что муж принял решение, с которым я, в общем-то, согласна.
– Золото, платина – для депозита, – сообщает мне Витька. – Дом купим, документы…
Документы – это самая большая проблема. Появляемся мы почти из воздуха, разве что муж что-то придумает; а в Германии из воздуха появиться невозможно. Да и плохо я знаю тридцатые годы, многое забылось, все-таки столько лет прошло… Поэтому надо уповать на любимого, который раздумывает над дилеммой.