Новый скандал в Богемии
Шрифт:
– Какой раной? – удивился он.
– Той самой, которую тебе нанесет мой дорогой муж Годфри во время дуэли, естественно. А откуда еще взяться у тебя ране?
– Послушай, Ирен, я не для того сбежал из жуткого подземелья, чтобы… А какое выбрали оружие?
– Пистолеты.
– …чтобы быть застреленным. Боже милостивый, Ирен, не собираешься ли ты изувечить меня, чтобы преподать мне урок?
Моя подруга склонила свою черноволосую голову, обдумывая это новое замечание, затем с сожалением покачала ею:
– Боюсь, Вилли, это невозможно устроить. Самозванец должен принять участие в дуэли, и его должны ранить. А ты займешь
Король посмотрел на нас с сомнением:
– Мне кажется, твоя… верная мисс Хаксли ненавидит меня. А что до этой юной амазонки, так она крайне унизительно заставила меня принять ванну, вовсю растерев меня щеткой, а потом затолкала в кровать и насильно напоила бренди, причем такими быстрыми темпами, что я и насладиться им не успел.
35
Британская медсестра и общественный деятель, чье имя стало нарицательным.
– Не в твоем положении сейчас наслаждаться, Вилли, – отрезала Ирен.
– Ты обращаешься со мной неподобающим образом, – пожаловался король.
– И буду продолжать в том же духе, пока мы не закончим все дела. Пока твой трон снова не вернется к тебе, ты – мой подданный, помнишь, Вилли?
– Расскажи мне свой план.
– Тебе нужно знать только вот что: самозванец и Годфри с пистолетами встречаются сегодня утром. Я буду сопровождать Годфри. Нелл и Аллегра приедут позже в отдельной карете вместе с тобой. Татьяна организует, чтобы самозванца ранили, хотя она, конечно, предпочла бы его убить.
– Я тоже! Нельзя оставлять этого человека в живых и давать ему возможность снова угрожать моему престолу.
– Заговорщики с ним покончили. В этом заговоре уже и так достаточно людей погибло, включая двух ни в чем не повинных девушек в Париже. Я не оставлю на своей совести еще один труп.
Король изобразил царственно недовольную гримасу, но ничего не сказал. Ему не хотелось снова нарываться на пояснения Ирен, кто в данной ситуации владеет преимуществом.
– Кстати говоря, – добавила Ирен, – а что стало с той запутавшейся девушкой, которую уговорили отравить твоего отца?
Король моргнул:
– Я не знаю.
– Не знаешь? Ее схватила и увела твоя стража!
– Тогда, если начальник стражи не приказал ее убить, она гниет где-нибудь в подземелье под Пражским замком.
– Ты не знаешь? – повторила Ирен с удивлением, которое очень плохо скрывало презрение.
Он пожал плечами:
– Семья не хотела устраивать публичную казнь. Скорее всего, девчонку так или иначе похоронили. Не знаю точно, каким конкретно способом. Она же все-таки убила моего отца.
– А я обнаружила, что это было именно убийство! – отрезала Ирен. – Если бы не я, всех членов семейства фон Ормштейн могли бы убрать друг за другом, как гнилые фрукты с дерева.
– Да, ты проявила смекалку, и тебе повезло, – признал король. – Я выразил тебе свою благодарность. Что еще тебе нужно?
Мне редко удается видеть, как Ирен теряет дар речи, но именно это произошло с ней в свете царственно-глухого безразличия к судьбам и благополучию других людей.
– Увидишь, Вилли, – наконец произнесла она так тихо, что ему пришлось наклониться вперед на своих подушках, чтобы расслышать. – Если хочешь вернуть свой трон, тебе придется делать то, что я скажу, – сейчас и в ближайшем будущем.
– Так ты останешься в Богемии и будешь через меня править страной? – спросил он горько и с чуть большим интересом.
Ирен в ответ рассмеялась так, как умеет только она, – полностью отдаваясь веселью. Я никогда не видела человека, для которого смех был бы таким же сильным и совершенно невинным эмоциональным выбросом. Ее смех звучал столь же чудесно, как нежное течение какой-нибудь арии, только абсолютно естественно и без всяких репетиций.
– О нет… нет, Вилли, у меня нет никакого желания править страной – ни через тебя, ни через твой труп. Разве ты не видишь, сколько проблем наделало стремление к власти даже в этой крохотной, величиной с носовой платок, стране? Подумай, сколько зла оно приносит во всем мире! Когда-то ты мечтал, чтобы я стала твоей любовницей и жила в далеком уединенном замке. Сейчас ты хочешь, чтобы я стала силой, с которой считались бы, и всегда находилась поблизости, как и полагается любой закулисной фигуре. Ни та, ни другая роль не стоит свеч. И твой трон тоже не стоит.
– Зачем ты тогда вмешиваешься в мои дела?
– Потому что они затрагивают и других – и гораздо более благородных, чем вы, ваше величество, – людей, начиная от девочки-простолюдинки, которая убила твоего отца, и до королевы.
– Клотильды? А она-то здесь при чем? Она всего лишь коронованная пешка, юная дурочка, ничего не повидавшая в этой жизни.
– Она целых полгода прожила во враждебно настроенном замке, Вилли, унижаемая двором, который с удовольствием наблюдал, как ее отставили в сторону, даже не возведя на брачное ложе. У нее нет причин любить фамилию фон Ормштейн или кого-либо, ее носящего. Если она решит сбежать к своему отцу, скандал потрясет всю Европу.
Король явно протрезвел, услышав от Ирен столь суровый и хирургически точный анализ ситуации.
– Я думаю, что у тебя есть шанс вернуть свою королеву, – добавила Ирен, – вместе с троном – но только если ты будешь слушаться меня.
Он нахмурил свои королевские брови:
– И ты говоришь, что она не… навлекла на себя позор с этим самозванцем? Что ее не испортили?
– Нет, Вилли, – сказала Ирен с завидным самоконтролем, – она все еще девственная невеста, на которой ты женился, и она мечтает исполнить свой долг и подарить тебе детей… наследников.
– Хм-м. Насколько я припоминаю, она вроде не совсем уродина… хотя я четко ее не помню. Не знаю почему. Вот тебя я помню очень даже хорошо.
– Возможно, Клотильда не раздражала тебя так, как я.
– Это верно. Она с самого начала была смиренной, послушной девочкой. – Он посмотрел на Ирен из-под своих широких светлых бровей: – Для своей роли она вполне подходит, но… это не та королева, о которой слагают поэмы.
– Она исполнит свой долг, – напомнила ему Ирен, – и это все, что тебе требуется, однако учти, что твой двойник обращался с ней чудовищно. У нее есть все причины ненавидеть и имя, и саму личность Вильгельма фон Ормштейна. Тебе придется добиваться ее, Вилли, – лукаво сказала она, – тебе придется ухаживать за собственной королевой, как за любовницей.