Новый скандал в Богемии
Шрифт:
– Значит, узор на платьях манекенов Ворта представлял собой шифровки, которыми обменивались шпионы нескольких европейских стран? – живо откликнулась Ирен. – И убитые вышивальщицы догадались о его назначении?
Я отважно выступила из своего укрытия возле двери:
– Так вот почему эта жуткая мадам Галлатен так рассвирипела, когда я попыталась изменить схему рисунка…
Мистер Холмс воззрился на меня с немым вопросом, и я невольно пустилась в путаные объяснения:
– Просто я… Перед самым нашим отъездом в Прагу я два дня изображала вышивальщицу в мастерских Ворта, чтобы разузнать что-нибудь об убийстве Берты.
– Мадам Галлатен – главная шпионка в модном доме, – пояснил сыщик. – Если бы вы и дальше пытались вторгнуться в узор вышивки, вас ждало бы близкое знакомство с парой ножниц.
Ирен побледнела, будто сама только что не подвергалась смертельной опасности:
– Тогда Нелл оставила мастерские как раз вовремя. Впрочем, наша богемская авантюра оказалась не менее рискованной.
Холмс кивнул.
– У меня не хватило времени, чтобы провести расследование в доме Ворта, – призналась Ирен, – но использование первых дам европейских королевских дворов в качестве невольных переносчиков секретных сведений – дьявольски хитрый ход со стороны международной шпионской сети. Уверена, что никогда прежде Министерство иностранных дел не питало такого пристального интереса к женской моде!
– Как и я, мадам, как и я, – горячо подтвердил Холмс.
Ирен засмеялась:
– Я не удивлена, мистер Холмс, что вас иногда привлекают к делам Министерства иностранных дел, но как, во имя всего святого, вы ввязались в убийство несчастной Берты в Париже? Ведь обычно дела, влекущие вас за рубеж, касаются куда более значительных особ, чем простые вышивальщицы?
– Пусть это будет моим секретом, мадам Нортон, ведь и у вас есть свои, – загадочно сказал он. – Я не могу… раскрывать все свои зацепки своим соперникам.
Ирен вскинула брови. Она не забыла его слов о том, что частный детектив не должен испытывать вину за то, что притворяется богом; а теперь он дал понять, что считает ее своим соперником.
– Этот «соперник» обязан вам жизнью, – грудным голосом произнесла она.
Сыщик пожал плечами:
– А я обязан вам обнаружением поддельного короля. Должен признаться, тут вы меня опередили, но у вас были значительная фора и личное знакомство с вовлеченными в интригу лицами. Рудольф нам еще многое расскажет, причем с большим удовольствием. Ваш кинжал, мадам.
Ирен взяла свое тайное оружие и положила в прежнее место. В этот раз Холмс наблюдал за ней, и с восхищением. Не знаю, что конкретно вызвало его восхищение, – смелость моей подруги или возможность по-новому, так сказать, изнутри взглянуть на женскую моду.
– Если вы попытаетесь сделать из меня героя, – предупредил он, – мне придется все отрицать. Я поклялся доктору Уотсону соблюсти в этом деле строжайшую тайну. Теперь я хочу, чтобы и вы пообещали мне молчать. – Он задержался у двери, чтобы убедиться в согласии Ирен.
– О, мне бы и в голову не пришло впутывать вас, мистер Холмс, особенно учитывая, какой наивной дурочкой буду выглядеть я сама. В любом случае, кто поверил бы мертвой женщине?
– Как посмотреть, мадам, как посмотреть. – Он послал ей напоследок долгий пристальный взгляд, затем поклонился и прошел было мимо меня, но остановился и взглянул поверх своего длинного носа прямо мне в лицо: – Я вас уже видел раньше, в Лондоне.
Я сглотнула, подбирая слова.
– И, не сомневаюсь, увидите снова, – удалось мне ответить довольно решительно: так сторожевая собака предупреждает грабителя, чтобы больше не лез в соседские дома.
– Искренне надеюсь, что не увижу, – невежливо бросил сыщик, устремляясь в пустынный коридор.
Его шаги скоро смолкли, но тишина, воцарившаяся в комнате после его ухода, все никак не заканчивалась.
– Что ж. – Пальцы Ирен погладили сияющую эмаль портсигара с узором из выгравированных бесконечных волн. – Слава богу, что после моего сегодняшнего представления мы покидаем Прагу.
– Мы сегодня уезжаем? У меня вещи не собраны! – всполошилась я.
Ирен улыбнулась:
– Не сразу же после представления, но завтра утром первым делом.
– Я не знала.
– А я только что решила.
– Может, не стоит тебе петь…
– Ни за что не откажусь от представления, – решительно возразила подруга. – Теперь я тем более обязана спеть. Если меня не остановил король Богемии, меня уж точно не заставит замолчать какая-то посредственная русская балерина без чувства меры!
Глава тридцать девятая
Представление по королевскому указу
Мы сидели в царской ложе Национального театра и любовались архитектурой, напоминающей внутреннюю поверхность гигантского яйца Фаберже: сводчатый потолок, витиеватые панели белого дерева и гипсовая лепнина, красный бархат и повсюду гирлянды богатой позолоты.
Наша троица – Аллегра, Годфри и я – дружно смотрела вниз, поверх пустующей роскоши алых бархатных сидений партера, на скрывающий сцену занавес, сияющий бархатом и золотыми узорами.
В темной оркестровой яме под приглушенным светом софитов музыканты в вечерних нарядах напоминали черно-белую шахматную доску. Теплое деревянное и яркое медное сияние их намасленных и отполированных инструментов притягивало взгляд.
Кроме нас троих, члены оркестра были единственными видимыми глазу зрителями в подавляющем необъятностью зале. Не было даже ни короля, ни королевы Богемии, которые могли бы стать свидетелями волнующего события: Ирен поет партию, которую у нее обманом отобрали полтора года назад.
Если месть мог бы сшить какой-нибудь небесный портной, то ее фасон точно был бы королевского дизайна небесного Ворта.
И вот всемирно известный композитор, сам Антонин Дворжак, вышел на сцену, поклонился в ответ на наши столь немногочисленные, но искренние аплодисменты и занял место в оркестровой яме.
Увертюра началась с неожиданного выступления апокалипсических труб. Звук мощно пульсировал в пустом театре, не поглощаемый рядами тел и не приглушаемый модными нарядами.
Мы схватили свои новоприобретенные оперные бинокли и, как только свет потушили, а огромный занавес начал скручиваться кверху, будто диковинное засыпающее чудовище, подняли их к глазам, чтобы не пропустить ни одного момента.