Новый скандал в Богемии
Шрифт:
Закончив объяснения, он начал спускаться вниз. Годфри пошел вслед за ним, потом осторожно стали нащупывать ступени мы с Ирен. Позади нас шли двое… кто были эти люди? Доверенные лица? Шпионы? Охранники?
Подвальные помещения особняка Ротшильдов оказались полной противоположностью той роскоши, что мы видели наверху, словно дворец представлял собой не что иное, как шкатулку с секретом. Мы прошли через целую паутину коридоров. Повсюду на стенах виднелись трубы водопровода и неприметные двери. Я старалась представить, что находится за ними: кладовые,
В темноте мы с трудом понимали, куда идти, хотя кое-где на стенах висели газовые фонари, смутно освещая нам дорогу. Барон шел, не сбавляя темп, и наконец остановился перед темной дубовой дверью.
– Обычно женщины сюда не допускаются: здесь отдыхают мужчины, возвращаясь с охоты. Но сегодня комната нужна мне для дела. Я прошу прощения за запах табака.
– Не стоит извиняться, барон, – махнула рукой Ирен. – Мы даже можем внести свежую ноту в ваш старый табачный букет.
– Вы курите, мадам?
– Случается, я даже хожу на охоту, барон.
Казалось, Ротшильд был в тупике и не знал, что ответить. Он кивнул своим людям, и они распахнули перед нами двойные двери.
Мы вошли в огромную комнату. Газовые лампы мерцали, словно свечи в католической церкви во время службы; по периметру стояли обитые кожей диваны. Повсюду на стенах висели головы зверей – медведей, оленей, кабанов. Свет отражался в их коричневых стеклянных глазах.
Здесь присутствовало несколько поколений безвинно погибших несчастных животных. Они тяжело падали на землю, сраженные пулей охотника, а потом возрождались в виде страшных украшений для стен этого кабинета.
Это место мне совершенно не понравилось. Ирен и Годфри не проронили ни слова – верный знак того, что они тоже не в восторге.
– Ферьер – настоящий рай для охотников, – сказал барон, приняв наше молчание за немое восхищение. – Мы выезжаем только по воскресеньям, но зато как! Сотни куропаток, фазанов и зайцев, и все это за один-единственный день.
– В воскресенье Господь отдыхал! – выпалила я. – Может быть, созданные им существа тоже заслуживают отдыха в этот день?
Барон посмотрел на меня:
– Как я понимаю, вы верующая, мисс Хаксли, истинная христианка. Мы, евреи, не соблюдаем воскресенье.
– Сотворение мира описано в Ветхом Завете, – парировала я.
Барон широко улыбнулся:
– Вы совершенно правы. А еще там сказано, что человеку дано владычество над всякими тварями земными.
– Владычество, но не право убивать в таком количестве!
– Люди тоже умирают. Множество народу погибает в забытых Богом уголках земли, иногда совсем недалеко от нас.
– И среди них женщины и дети, – вставила Ирен.
Барон кивнул:
– Вы затронули тему, которая связана с вашим визитом ко мне.
– Смерть? – быстро спросил Годфри.
– Возможная смерть. Вероятная смерть. Пожалуйста, присядьте.
Мы огляделись: в этом бестиарии было трудно выбрать себе место. Годфри пожал плечами и опустился на стул из оленьих рогов, обтянутый красным бархатом. Он очень странно смотрелся здесь в своем строгом черно-белом костюме. Ирен устроилась в кресле, покрытом шкурой монгольского козла с длинным светлым ворсом. Бледный фон прекрасно оттенял ее темное платье. Я села на кожаный пуфик, решив не рассматривать его детально.
Барон подошел к массивному письменному столу из сучковатой древесины какого-то экзотического дерева.
– Я привык вести дела с мужчинами, – сказал он, обращаясь к Годфри.
– Как и все остальные, – саркастически заметила Ирен. – Потому-то мужчины и владеют миром.
Барон примирительно поднял руку. Его жест был настолько изящным, что я бы не удивилась, если бы из рукава показался кружевной манжет.
– Я знаю, что мадам испытывает отвращение к подобным традициям, – продолжил он, – и в вашем случае я это только приветствую. Однако американцы, вероятно, не понимают порядков Старого Света. Дом Ротшильдов основал один мужчина и пятеро его сыновей. И я горжусь тем, что Амшель Майер был моим дедом.
– У них с женой были дочери? – поинтересовалась Ирен.
Барон кивнул:
– Пятеро.
– Столько же, сколько и сыновей? А что произошло с дочерьми, когда пятеро сыновей стали управлять делами финансовой империи Ротшильдов?
– Они вышли замуж и родили детей.
– И только?
– Они хранили домашний очаг и растили сыновей. А те основали предприятия в Англии и во Франции, далеко за пределами того гетто во Франкфурте, где все началось. Они растили дочерей, чтобы те вышли замуж за сыновей Ротшильдов.
– Но ведь это слишком близкое родство для брака! – ляпнула я, не подумав.
– Двоюродные братья женились на двоюродных сестрах, – согласился барон. – Но потом в наш род влилась и другая кровь. Так или иначе, все Ротшильды доказали, что они отменные дельцы.
С этим я поспорить не могла. Ротшильды были королями европейского финансового мира. С ними могли тягаться лишь американские финансисты вроде Джея Гулда, слухи о котором достигали и Европы.
– Полагаю, вы пригласили нас сюда не для того, чтобы обсуждать родословную Ротшильдов, – заметил Годфри.
Лицо барона повеселело, и он громко рассмеялся:
– Нашу семью во всем мире считают могущественной и даже довольно страшной. Но, признаюсь, разговаривая с вами, я чувствую себя простаком. С американским пылом мадам Нортон, с английской прямотой и честностью мисс Хаксли и с вашим хладнокровием, месье, вы легко можете посрамить меня.
– Я адвокат, не банкир. Мне приходится быть хладнокровным, – ответил Годфри.
– Возможно, мы могли бы придать нашему разговору более веселый тон, – предложил барон, подмигнув. Он кивнул в сторону двери, и к нам подошел мужчина. Он выглядел так изысканно, что я и подумать не могла, будто перед нами простой лакей. В руках у него был серебряный поднос с тремя коробками различных табачных изделий. Он предложил их сначала Годфри, потом Ирен.