Новый старый 1978-й. Книга пятая
Шрифт:
— Я тут, согласно вашим недавним предсказаниям, чуть в Верховный Совет не попал, так что будте, пожалуйста, предельно аккуратны со своими пророчествами в отношении меня. Они иногда сбываются.
— Ну так ты же очень хорошо смотрелся на Мавзолее, поэтому я и говорю. А за что дали орден Ленина ты, конечно, не расскажешь?
— Не могу. Подписку не давал, но Юрий Владимирович сказал, чтоб на эту тему не распространялся.
— Значит по нашему ведомству геройствовал.
— А вот здесь вы угадали.
— Ну тогда держи от меня подарок. Вот ваши три паспорта с двумя визами в каждом и паспорт твоего Вольфсона с английской визой. У
— Вот спасибо вам за нас и за Александра Самуиловича. Уж он-то как порадуется такому подарку. А вот это три мои новые новые песни. Одна опять на французском. Заранее ставлю вас в известность, что мы со Светланой приглашены на приём во французское посольство в эту субботу.
— Наш пострел везде поспел. Петь там опять будете?
— Не без этого. Стиву об этом уже сообщил, они не против. Также есть большая вероятность того, что французы захотят пригласить нас к себе на гастроли, так что мы уже начали к этому усиленно готовиться. Активно приступил к написанию нашего нового репертуара на французском языке. Две песни уже есть, одну мы недавно с вами удачно продали англичанам и её круглосуточно крутят у них почти на всех радиостанциях.
— Ладно, буду иметь в виду. А моих с утра сегодня нет, они будут только через час.
— Это дело не к спеху. Я как раз к этому времени освобожусь и мы со Светланой подъедем. Две песни из них Брежневу и Суслову понравились, мы их со Светланой на банкете после концерта исполняли, а новая французская похожа на детскую песенку.
— Ну раз такие люди дали добро, значит будем регистрировать без прослушивания. Но мои не удержатся и всё равно захотят их послушать.
— Тогда я поехал. Мне Светлану нужно будет из МГИМО забрать, потом бюст свой бронзовый посмотреть и на работу заехать. А ещё успеть наш молодежный центр посетить и у нас, ко всему этому, вечером концерт в «России».
— Ну ты силён. Точно государством после этого сможешь руководить.
— Сплюньте три раза, а то ведь сбудется.
Мы посмеялись и я отправился за Солнышком. В этот раз я поднялся наверх и нашел свою подругу за, до боли, знакомым мне занятием. Она сидела в наушниках в огороженной стеклом кабинке и повторяла вслух французские слова. Видно было, что это даётся ей очень непросто. Когда она увидела меня, то очень обрадовалась, так как поняла, что её мучениям пришёл конец. Вокруг неё сидело несколько студентов и они с любопытством поглядывали на нас. Конечно, сидишь и учишь себе иностранный язык, а тут вдруг приводят в кабинет живую солистку знаменитой группы «Демо». Ну и какие после этого могут быть занятия? А потом ещё и солист за ней через час приезжает, которого вчера целый день по телевизору показывали. И весь учебный процесс летит к чёрту. Теперь весь институт будет гудеть целый день по этому поводу, как наша школа. О, хорошо, что вспомнил про школу. Надо не забыть сейчас туда по дороге позвонить.
Я подошёл и поцеловал свою труженицу, чем поверг в замешательство всех, кто это видел. Значит мой будущий родной институт будет нас обсуждать не один день, а два.
— Ну ты как тут? — спросил я Солнышко, снимая с её головы наушники.
— Стараюсь, но не всё так просто, как казалось, глядя на то, как ты говоришь по-французски, — ответила мне подруга, тяжело вздыхая.
— Я когда снимал с тебя наушники, вспомнил, как я делал тоже самое больше
— Закончилось это нашей с тобой любовью. А я ведь тоже это вспомнила, когда пришла сюдя и надела наушники. У нас с тобой одинаковые ассоциации по поводу наушников.
— Завтра продолжишь заниматься?
— Да, обязательно. Времени остаётся мало до приёма во французском посольстве.
— Ничего, успеем. Я ещё дома с тобой позанимаюсь. А сейчас поехали к скульптору. Он обещал, что мой бюст уже в бронзе привезут ему сегодня.
— Здорово. Тогда поехали.
Я поблагодарил преподавателя французского, подарив ему бутылку виски и договорился с ним на завтра. Это был именно тот, кто учил меня в прошлой жизни по пятницам политическому французскому переводу. И звали его Глеб Семёнович. Вот так, как же наш мир тесен. Я смотрел на него и вспоминал своё будущее. Я обязательно поступлю сюда, как и тогда, но только на заочное. Мне кажется, что времени у меня на очном учиться просто не будет. Я хотел поговорить с ним по-французски, но передумал. Пока я свои карты раскрывать не буду, хотя скоро это уже будет секретом Полишинеля.
Из машины я прежде всего позвонил Дмитрию Константиновичу Демченко, который нам сообщил, что бюст недавно привезли и он работает над его мелкими деталями. Это было очень даже хорошо. Мы чётко укладывались в график. Ведь уже через девять дней будет День рождения советской пионерии и мой бюст будут торжественно открывать на территории моей школы. Поэтому после разговора с Дмитрием Константиновичем я сразу позвонил в школу.
Трубку на том конце подняла какая-то женщина, видимо секретарь, и я попросил позвать к телефону завуча Людмилу Николаевну. Мне ответили, что она на уроке и спросили, что ей передать. Я сказал, чтобы она передала, что звонил Андрей Кравцов и хотел ей предложить решить вопрос с увеличением школьных классов. Женщина обрадовалась, узнав, что это я и сказала, что обязательно передаст.
— День сегодня какой-то странный, — заметил я, обращаясь к Солнышку. — Никого не могу застать на месте. У Ситникова его спецы куда-то с утра уехали почти до обеда. И в школе Людмилу Николаевну сразу не отловил.
— Зато бюст уже готов, — обрадованным голосом сказала моя вторая половинка. — А после этого мы куда поедем?
— Опять в ВААП, а потом в ЦК. Перед зданием ЦК я сначала встречусь с Вольфсоном и он мне передаст список всего, что нам требуется на первых порах для организации нормальной работы нашего молодежного центра. Но на работе я могу проторчать часа три, поэтому попрошу Вольфсона отвезти тебя домой. И не спорь, тебе надо будет отдохнуть перед концертом. Мне потом ещё на Калужскую надо будет заехать, а там такое будет твориться, что тебе лучше там не присутствовать. Ты дома и так уборкой занимаешься, с тебя этого вполне достаточно.
— А как же ты?
— А что я? Я же мужчина и мне не привыкать. И потом я сразу домой, так что отдохнуть я успею.
Скульптор Демченко нас ждал и сразу показал дело рук отливщиков. Да, впечатляло. Вот так, мне всего пятнадцать, а я уже забронзовел. Солнышко была в восторге от моего бюста. Вот странно, нас опять стало всё в жизни радовать. Видимо, период «всемогущества» и небольшого зазнайства прошёл и мы опять стали нормальными людьми. А многие из этого периода длительное время выйти не могут. Хорошо, что мы этим переболели и стали прежними. Главное, что это состояние длилось совсем недолго.