Новый старый 1978-й. Книга пятая

Храмцов Андрей

Зал нам рукоплещет стоя. То ли устали сидеть, то ли, действительно, так поправилась песня. Хлопают стоя и члены Политбюро. И тут я неожиданно говорю в микрофон:

— Всё участники концерта — на сцену.

Этого не было в сценарии. Это получилось у меня спонтанно. Я хотел, чтобы все эти овации достались не только нам, их заслужили и все остальные. Зрители поняли меня и ещё громче захлопали, как бы повторно вызывая всех на сцену. И все вышли и мы вместе поклонились. И тут я решил сымпровизировать ещё раз и запел нашу «Замыкая круг». Её подхватила сначала Пугачева, потом Сенчина, а потом и остальные

на сцене. Слова всем уже были хорошо известны и получился отличный хор. Ольга Николаевна показала мне кулак из-за кулис, но, судя по реакции Брежнева, мой экспромт ему понравился. Слова он уже слышал и стал подпевать. А потом запел весь зал.

Ну вот. Опять получилось, как в Лондоне. Там нам стоя подпевала королева, а здесь Генеральный секретарь. Моё пророческое желание сбылось. Обе мои песни стали неофициальными гимнами двух стран. Мы должны были петь «Интернационал», а пели «Замыкая круг». На Западе все будут удивлены такими демократическими переменами, начавшими происходить в нашей стране. Ну так с чего-то надо когда-то начинать. А почему бы не с песни? И Суслов, стоящий рядом с Брежневым, тоже выглядит довольным. Значит завтра по шее я от него не получу.

А потом опять были аплодисменты зрителей и поклоны участников. И телевидение всё это непрерывно снимало. Надеюсь, концовку концерта не вырежут. Подумаешь, лишние пять минут попели, но зато какой резонанс будет во всём мире. Скажите спасибо, что я вниз опять не спрыгнул, но удивить всех у меня получилось. Так что завтра на нашем выступлении в «России» разговоров об этом концерте будет много. Опять будут фотографии поющего Брежнева в зарубежной прессе. Так что «лёд тронулся, господа присяжные заседатели». А парадом я уже покомандовал, поэтому всё получается, как у Ильфа и Петрова. Я, правда, не Остап Бендер и не обаятельный прохиндей, но парень-то я, всё-таки, обаятельный.

Ну вот, все довольны и мы уходим со сцены. Ольга Николаевна сразу мне всё высказала:

— Я так и думала, что ты обязательно что-нибудь устроишь в конце.

— А вы предпочли бы, — ответил я, делая скромные глаза, — чтобы я это сделал в середине концерта?

— Вот выпороть бы тебя, но дважды Героев ремнём не наказывают.

— Правильно, это абсолютно не педагогично и не наш метод.

Столпившийся за кулисами народ улыбался, слушая нашу дружескую перепалку. Все были довольны такой концовкой и были мне за это благодарны.

— Всё же очень хорошо получилось, — продолжил я свою речь. — Да и репертуар концертов, как вы помните, с недавних пор утверждаю я. Вот я и утвердил.

— Своеобразно ты его утвердил, — успокоилась Ольга Николаевна. — Предупреждать надо заранее, а то меня чуть инфаркт не хватил, когда я поняла, что ты задумал. Хорошо, что Брежнев с Сусловым стояли довольные, а то бы точно огребли бы мы проблем на пару с тобой.

Солнышко стояла рядом и радовалась за меня. Я не мог её позвать на сцену, хотя она эту песню исполняла с нами вместе ещё с самого начала. Её должны были спеть только участники этого концерта и это она прекрасно понимала. Да, устроил я опять шоу. Так, глядишь, все привыкнут к моей импровизации и это станет нормой. Но лучшая импровизация — это подготовленная импровизация. Надо будет обязательно донести эту мысль до остальных.

В гримерке мы

дали волю чувствам. Вот теперь было видно, что ребята устали, но бодрились. Шумели, радовались и смеялись, но меня не обманешь.

— Ну что, устали? — спросил я их.

— Немного, — заголосили они вразнобой.

— Но вы сегодня молодцы. Вечером смотрите себя по телевизору. А нам дальше выступать.

— Это как? — спросили все удивлённо.

— Здесь наверху, в отдельном зале, будет ещё праздничный банкет. Нас лично Леонид Ильич Брежнев пригласил и мы там со Светланой будем петь. Вот те новые песни, свидетелями рождения которых вы стали, и старые тоже.

— Вот это да, — сказал за всех Димка. — Железная у тебя выносливость. Утром на параде со Светланой были. Ты, Андрей, вообще с трибуны поруководить успел. Потом днём концерт и вечером опять петь.

— Вот такая жизнь у нас. Все рвутся в артисты, но не знают, что это адский труд. Ладно, вещи оставляйте здесь. Ольга Николаевна сказала, что их потом заберут. Только развесьте аккуратно и сапоги в ряд поставьте. Переодевайтесь и до завтра. Завтра после школы едем все на Калужскую и проводим наш новый дом в порядок. Я пока не знаю, когда мы подъедем, но заскочим обязательно. Завтра в семь у нас концерт в «России», так что некоторые из вас будут там с опять с нами. Но это уже решает Дима.

Мы попрощались со всеми, Солнышко расцеловалась с девчонками, а я пожал руки ребятам. Мы взяли свои сумки, гитару и барабаны и отправились на этаж выше, в тоже хорошо знакомый банкетный зал. Вот так, с одной сцены на другую. По дороге нас перехватил майор Колошкин.

— Слушай, Андрей, — начал он свой вопрос, — ты не знаешь, что произошло перед парадом?

— Без понятия, — ответил я, специально сделав хитрую физиономию, чтобы Николай понял, что он прав и там действительно что-то было, — Ты же видел, я на трибуне Мавзолея стоял и рукой всем сверху махал.

— Ну да, ну да. Судя по твоему лицу, без тебя не обошлось.

— Слухи они и есть слухи. Видишь, мы мирные люди, с гитарами и барабанами ходим. Но если что, то «наш бронепоезд стоит на запасном пути».

Пусть сам узнаёт по своим какналам, что и как там случилось. Мне сказали молчать и я молчу. Когда узнает, то поймёт, что говорить я не имел права. «Есть такая профессия — Родину защищать». Вот я её и защищал. Мы вместе дошли до банкетного зала, где члены Политбюро уже рассаживались за столами. В этот раз все пришли раньше нас (про рифму я уже молчу). Судя по рассадке руководства, места нам с Солнышком среди них не зарезервировали. Ну и хорошо, как говорится подальше от начальства — поближе к кухне. Сегодня мы не основные фигуры на банкете, можем и в сторонке отдохнуть.

Как только мы устроились с Солнышком за столом, поднялся Суслов и минут на пятнадцать толкнул речь о роли Партии в Великой Отечественной войне. Следующий раз, когда он меня к себе вызовет, надо будет повнимательней присмотреться к его знаменитому шкафу, где хранились все цитаты классиков марксизма-ленинизма. Вот сейчас Михаил Андреевич по ним шпарит и без запинки. Да, сидеть четверть часа и смотреть на шикарно сервированный стол, исходя слюной — это пытка. Есть хотелось жутко, поэтому я костерил своего прямого начальника и в хвост, и в гриву, но про себя.