Новый старый 1978-й. Книга пятая

Храмцов Андрей

Ну наконец-то закончил. Мы быстро с Солнышком наложили себе в тарелки всё самое вкусное, находящееся на расстоянии вытянутой руки от нас, и стали это поглощать с аппетитом. Поднять бокалы за Победу мы не забыли, но, как всегда, с минералкой. Сегодня народу было много, поэтому банкет обещал быть долгим. Артистов, правда, среди них было в этот раз меньше, но партноменклатурных работников всех рангов было больше. Судя по желанию, написанному на лицах гостей, они хотят хлеба и зрелищ. Я их расшевелил своим неожиданно ярким завершением концерта и теперь они готовы продолжать веселье дальше. Значит надо побыстрее наедаться, а то

могут неожиданно вызвать к доске. Тьфу ты, какая доска. Вот ведь школа въелась в подсознание. На сцену, конечно.

Я рассказал Солнышку, как я в мыслях перепутал школьную доску со сценой и она тихонько хихикнула. Недалеко от нас сидел Лещенко и он заметил, что мы чему-то улыбаемся и сам улыбнулся. Нас посадили рядом с Зыкиной и Солнышко переодически с ней о чём-то разговаривала. Рядом со мной, судя по грузной фигуре, сидел председатель райкома регионального значения. Мне тоже приходилось перебрасываться с ним малозначительными фразами. И я оказался прав в своём предположении. Товарищ был из Сибири и я ему задавал уточняющие вопросы об обстановке в регионе. Он был доволен моим вниманием к нему и с удовольствием рассказывал. Я его почти не слушал. Недалеко напротив меня сидела Сенчина и стреляла в меня глазками. Её обхаживал тоже какой-то партийный работник высокого ранга. Она делала вид, что увлечена разговором с ним, но взгляды, бросаемые на меня, выдавали её с головой. Ей был интересен я, а не он.

Пугачевой повезло, она сидела с Кобзоном и они заговорщически о чём-то шептались между собой, изредка поглядывая на нас. Понятно, нам с Солнышком косточки перемывают. Уф, наконец-то я насытился. Сейчас бы полежать минут «надцать», но скоро, опять-таки, на сцену. Ну вот, накаркал. Видимо, Брежневу захотелось музыки и первым пошёл Кобзон. Значит мы ещё посидим. Когда Иосиф Давыдович пел, к нам подошла Ольга Николаевна и сказала, что мы будем выступать седьмыми после Пугачевой. Ну и хорошо. Я пока в этот порядок не встреваю, как член ЦК, тут рулит лично Брежнев. С ним согласовали список и очередность выступающих, но скоро меня эта тягомотина тоже ждёт.

После Кобзона вышла Людмила Зыкина и мы с Солнышком обсудили, что будем исполнять. Все пели военные песни, и судя по не особо веселым лицам руководства, им это начинало надоедать. На концерте оно понятно, он был посвящён Дню Победы, но тут-то им хотелось расслабиться и отдохнуть душой. Так, пошла петь Пугачева и за ней мы. Я решил, что если нам разрешат, то мы исполним две песни. Но начнём с «Хоп Хэй Лала Лэй», чтобы немного расшевелить и развеселить народ. И, когда мы вышли на сцену, то мы так и сделали и начали именно с неё.

Лица присутствующих перестали быть серьезными и многие заулыбались. Получилось, что я своим выступлением закрыл официальную и торжественную часть банкета и открыл его весёлую вторую часть. По окончании песни нам дружно хлопали и Леонид Ильич был доволен. Ольга Николаевна махнула нам рукой, мол продолжай. И мы продолжили. Потом солировала Солнышко своей песней «Nah Neh Nah», а потом пошла моя испанская. Народ разошёлся и нас не отпускал. Я посмотрел на Брежнева, он довольный, мне кивнул. И я решил исполнить мои новые две песни. Судя по хитрому лицу Пугачевой, о них все уже знали и все хотели их услышать.

— Я сегодня написал две песни, — обратился я к притихшему застолью, понявшему, что сейчас будет что-то новенькое. — Первая — о зелёных глазах

моей невесты, а вторая — о нас с ней. Если вы не против, мы их сейчас исполним.

Такое открытое и неформальное общение певца со слушателями со сцены было новым для всех, но всем понравилось. Присутствующие, конечно, были не против. И я спел свою новую песню. А что, очень хорошо получилась. Женской аудитории даже очень понравилось, да и мужчины были довольны. А вот теперь нам предстояло спеть песню, которую мы репетировали всего один раз. Песню «Я буду всегда с тобой» мы исполнили замечательно. Обе премьеры нам сегодня удались. Вторая песня получилась очень красивой и трогательной, особенно душевно у нас вышла совместная концовка.

После чего, под бурные аплодисменты присутствующих, мы раскланялись и направились к своим местам. Но по дороге нас перехватил кто-то из свиты Брежнева и меня позвали «пред грозные очи» начальства. Очи начальства не были грозными и молнии не метали, а в них, наоборот, светилось добродушие и довольство.

— Ну, что, хулиган от музыки, опять безобразие учинил? — спросил, хитро улыбаясь Брежнев, да и Суслов с Устиновым тоже чему-то ухмылялись. — Бери стул и присаживайся.

— Так здорово же всё получилось, Леонид Ильич, — ответил я, пододвигая стул от соседнего стола и садясь между Брежневым и Сусловым. — В Европе такое окончание концерта все оценят очень высоко. Из западных лидеров никто столько раз за пением на выступлениях своих артистов замечен не был.

— Да, с концертом, действительно, интересно получилось. Сам придумал или кто подсказал?.

— Сам. Спонтанно всё как-то получилось, экспромт, так сказать.

— Ну да. И песни написал хорошие. А между делом ещё и всех нас спас. Без тебя ни одно громкое дело не обходится, везде ты обязательно поучаствуешь. В общем так, за то что спас всё Политбюро, мы решили тебя наградить. Но ты правильно сказал, что третьей Звезды будет тебе многовато. Поэтому вот твой четвёртый Орден Ленина и большое тебе от нас всех спасибо.

Мы с ним опять расцеловались, традиция у нас такая, и пожали руки. Я ещё поблагодарил лично Суслова, Устинова и Андропова, сидящих рядом за высокую награду и меня отпустили к моей невесте. Народ в зале внимательно наблюдал за тем, что у нас там происходит. Когда я возвращался с орденским футляром и наградными документами в руке, то все догадались, что я опять получил какую-то награду из рук САМОГО. Всем было интересно, что там в коробочке. Но все старательно делали вид, что их это ни коим образом не касается.

Солнышко тоже догадалась, что я несу и сразу поцеловала меня.

— Орден Ленина? — тихо спросила она.

— Да, — ответил я, садясь на своё место. — Только не спрашивай за что. Могу только сказать, что за сегодняшнее утро.

— Так значит ты не просто так на Мавзолее не всё время находился. Значит, опять куда-то влез?

— Военная тайна. Теперь у меня четыре Ордена Ленина, а у Устинова их в три раза больше. Значит, ещё куда-нибудь влезу.

Зыкина и сидящий слева от меня партработник поздравили меня с наградой, а банкет продолжал идти своим чередом. Члены Политбюро потихоньку стали расходиться. Последними ушла та четвёрка, с которой я недавно общался. Время было уже десятый час и уже чувствовалась усталость, накопившаяся за день. Заметив, что мы собираемся уходить, к нам подошла Ольга Николаевна и сказала: