Новый старый 1978-й. Книга пятая
Шрифт:
Самое интересное, что перед последними тремя повторами припева к нам заглянула Сенчина и я, заметив её в дверях, кивнул ей головой, мол заходи. Она прошла к нашему дивану, на котором мы сидели, и села рядом с Солнышком. Вот так, опять две мои женщины сидят рядом со мной перед концертом. Проигрыш между припевами получился очень эффектным. Когда я закончил, все дружно опять захлопали.
— Очень красивая песня получилась, — похвалила меня Людмила. — А мне таку сможешь написать?
— Конечно, только чуть попозже, — ответил я, отставляя в сторону гитару. — У нас на этой неделе будет три концерта, а вот на следующей посвободнее должно получиться. Вот тогда и займусь.
— Я слышала сегодня «Маяк» и ваши новые английские песни.
— Правда, — ответила Солнышко. — Это наш английский продюсер придумал и с его легкой руки этот термин пошёл в народ и стал очень даже популярным.
— После сегодняшнего эфира и у нас начнётся «демомания», — ответил Димка и посмотрел на меня, как бы спрашивая разрешения поддержать разговор. — Хотя это началось у нас ещё месяц назад, просто такой термин мы не использовали. Группа «Демо» же наша, советская.
— Правильно, — загалдели ребята, — наша это группа. Андрей ещё перед продажей в магазине «Мелодия» их первой пластинки придумал термин «демоакция», так что это от него пошло.
Да, нашим фанатам только дай повод обсудить их любимую группу. Они тебе не дадут забыть, кто и что первым придумал или сказал. Но было приятно, что они всё помнят и всем напоминают об этом. Не зря же они в нашем музее каждый день работают и отвечают на письма, которые приходят в наш адрес.
Ну вот, получился такой мини-концерт по заявкам радиослушателей. Да и мы с Солнышком хорошо распелись.
— Так, а почему никто ещё не переоделся? — грозно спросил я. — Скоро выход, а вы не готовы.
Что тут началось. Сенчина сразу вышла, чтобы не мешать. А чего она заходила-то? Не из-за песни же. Видимо, скучает по мне. Ещё и вчерашняя «Belle» её основательно зацепила. Вот и пришла проведать. Главное, что Солнышко не считает её потенциальной соперницей себе. Ого, все уже переоделись. Быстро это они наловчились делать, прямо как в армии. Все в белом и с оружием в руках. Я представляю себе лица охраны, когда выйдут двадцать человек в белых масхалатах и пройдут в сторону сцены с автоматами. В первом ряду сидит Брежнев и тут появляемся мы все такие вооружённые и решительные. Надеюсь тот комитетчик сообщил всем, что автоматы у нас деревянные.
До сцены мы дошли нормально, но народ в штатском на нас конкретно косился. Будь их воля, нас бы из гримерки вообще не выпустили. Но меня и моих людей трогать было запрещено. Андропов знает, что у меня тут всё чётко организовано, проверено и подготовлено на совесть. За кулисами нас встретила, как всегда, улыбающаяся Сенчина. Солнышко шла со мной рядом, держа меня за руку. Так ходят влюблённые, стараясь всё время касаться своего возлюбленного. Да, тяжело Людмиле на такое смотреть, но ничего не поделаешь. Я по поводу её связи с Романовым не выступаю, только её чувство ко мне гораздо серьёзнее, чем моё к ней. Но её ямочки, когда она улыбается, просто прелесть. Всем они нравятся и я не исключение. И она прекрасно знает, какое впечатление производят её ямочки на щеках на мужчин и этим вовсю пользуется.
Сначала пошла Сенчина, а потом и все мои помощники. И мы остались одни за кулисами. Солнышко не выдержала и поцеловала меня.
— Это на удачу? — спросил я подругу.
— Это за песню про мои глаза, — ответила Солнышко. — Правда, девчонки тоже смотрели на тебя с восхищением, как и я, но я уже не ревную тебя к ним. Правильно ты сказал, что можно от этого свихнуться.
— Вот и молодец. А ты тут, пока будешь нас ждать, учи слова песни про таксиста Джо.
Мы дождались возвращения Людмилы и я вышел на сцену. Ух ты, вот это да. Мы-то всё время репетировали при пустом зале, а тут он был полон людей. Свободных мест не было видно вообще. Конечно, такое событие никто и никогда не пропустит. Взгляд опустился на первый ряд (это не я, это рифма сама лезет) и я увидел в самом центре Брежнева. Подмигивать он мне в этот раз не стал, а приветственному махнул
Так, а вот и три телевизионных камеры. Одна в центральном проходе и две по бокам от сцены. Концерт покажут по телевидению в записи в семь часов, поэтому можно особо не волноваться. Вечером меня наши с Солнышком родители опять увидят крупным планом. Только тут я к Брежневу со сцены прыгать с микрофоном не буду, хотя народ, наверняка, ждёт повторения моего трюка, наслышанный о нем после концерта в «России». Сейчас они увидят, что я не только со сцены могу прыгать, но и небольшие спектакли устраивать. Мои две военные песни Леонид Ильич ещё неделю назад слышал, да и по радио их уже вовсю крутят, а вот саму театрализованную постановку моего музыкального номера ещё не видел. Да и кадры документальной кинохроники в виде фоновой картинки должны произвести на всех присутствующих неизгладимое впечатление. Такое здесь ещё никто не делал, кроме меня.
Ну что ж, поехали, как сказал Юрий Гагарин. И мы ещё как поехали. Песня мне давалась легко. Зал замер, заворожённый нашими двадцатью ребятами и кадрами замерзающего блокадного Ленинграда. Я мог только себе представить, как это всё ложится на мою песню. Это настоящий клип получится, его только потом останется смонтировать, склеить и крутить по телевизору. Чую, в Останкино так и сделают. Там не дураки сидят и готовый мини-фильм сразу в этом всём разглядят. Я почувствовал, что зрители даже затаили дыхание и когда я закончил, ещё несколько секунд не верили, что такое возможно сотворить на сцене. А потом буря аплодисментов оглушила всех, показав, что мы действительно лучшие. Я раскланивался публике, а она меня не отпускала. И я её прекрасно понимаю. Зрители в течение пяти минут как бы вернулись на ту войну и это было так натурально и реалистично, что у многих в глазах стояли слезы. Многие ветераны, увешанные медалями, украдкой вытирали платочком глаза. Наше выступление никого не оставило равнодушным. Брежнев сидел довольный и хлопал вместе со всеми.
Но на бис мне петь запретили ещё на первой репетиции, видимо, предполагая вот такой ошеломляющий эффект от нашего представления. Я уходил, а овации не стихали. Правильно мне тогда Пугачева сказала, что после меня выходить на сцену просто невозможно. Солнышко тоже мне хлопала, хотя всего не видела. Предлагал же ей из зала посмотреть на нас, так она с нами осталась. Но реакцию зала почувствовала прекрасно. Тут откуда-то появилась вся сияющая Ольга Николаевна и сходу заявила, что руководству наш номер очень понравился и что они, как будто, там, в 41-м, прожили эти пять минут.
— На репетиции такого эффекта я не ощущала, — добавила она. — А сейчас на короткий промежуток времени просто выпала из реальности. И это я, которая три раза всё это уже видела и слышала. А остальные просто в шоке. Один из правительства сказал, что ему показалось, что это какая-то машина времени его туда перенесла.
— Я вам обещал, что мы лучше всех выступим? — напомнил я Ольге Николаевне. — Вот мы и выступили.
— Кто бы сомневался. Ну, идите и отдыхайте.
В гримерке нас ждали счастливые лица наших помощников. По овациям зрительного зала они поняли, что всё получилось так, как я и говорил им. Вот так, из простой песни мы сделали шедевр театрального и сценического искусства. Думаю Суслов оценит пропагандистский и идеологический эффект моего творения. Он, кстати, сидел рядом с Леонидом Ильичом и тоже мне аплодировал. Значит, всем главным «кремлевским старцам» наше выступление понравилось, о чем я и сообщил остальным участникам нашего концертного номера. И ещё им сказал, что в телевизоре это будет смотреться как маленький фильм о войне.