Новый Свет
Шрифт:
Также радовал меня только тот факт, что появились мы здесь уж очень вовремя. Эта империя была слишком расколотой, чтобы удержать наступление технологически превосходящего противника. Именно внутренняя грызня позволяла нам сейчас без особенных проблем продавливать оборону свободолюбивых правителей. Будь центральная власть крепче, то скорее всего даже первый город обернулся бы нам огромными потерями, если вовсе не полноценным разгромом. Сейчас я чувствовал жажду крови и желание заполучить как можно больше богатств, которые уже было невозможно хоть куда-то определить, а потому завоёванное золото караванами отправлялось к моему поселению, которое так и не получило своё название за всё время экспедиции. Однако же, мы до сих пор не имели точных данных о том, насколько же огромное государство раскинулось на берегах реки Инн. Местные правители не имели практики создания карт, а их рассказы настолько разнились между собой, что у меня пухла голова, когда я пытался сопоставить полученные данные в цельную картину. Получалось, мягко говоря, скверно, ведь показания отличались кардинально. Один говорил, что река дальше изгибается на восток, другой на запад, а в реальности она и вовсе продолжала течь на юг. Я бы понимал проблемы в коммуникации, если бы они разговаривали друг с другом на разных языках, но я не слышал даже малейшего различия, а уж о диалектах было и вовсе говорить бессмысленно. Складывалось чувство, что ни один из местных правителей не осознаёт, насколько же огромные территории занимает их общее государство. Потому было просто невозможно хоть сколько-то продумывать наши дальнейшие действия и приходилось постоянно действовать по ситуации. Мне это совсем не нравилось, но пока что мы продолжали воевать без потерь, и я не собирался останавливаться.
Фабрис постоянно заявлял, что в Старом Свете нет столь громадных рек. Он практически не отходил от походного столика, стирая десятки и сотни гусиных перьев, расписывая целые книги своим плотным, хоть и несколько корявым почерком. Если исписанный им лист на ларингийском языке можно было ламинировать и отправлять в несуществующий музей каллиграфии, то вот на сурском Фабрис писал куда как хуже и медленнее.
– А не пора ли нам остановиться, Вадим?
Фабрис, пользуясь последними лучами заходящего солнца, быстро писал рунами на желтоватом листе своей большой книги. В последнее время он практически не брался за меч, всё больше становясь человеком пера. Впрочем, винить его было нельзя. Возраст этого старого наёмника неостановимо приближался к семидесяти годам и его тело не могло быть столь эффективно в бою, как-то было раньше.
– Зачем? У нас задача провести разведку этих земель. Раз у нас это получается и пока мы не встретили серьёзных проблем, то к чему нам сдерживать наш успех?
– Как минимум из-за того, что наши «исследования» стоят огромной крови. Мы могли бы продвигаться более мирными способами, а не сравнивая с пылью многие селения. За одно наше путешествия у Высокий Предков столько работы появилось, а мы всё больше её добавляем.
– Под старость лет ты решил стать моралистом? Мы многие года только и занимаемся тем, что отнимаем чьи-то жизни. Нам бы пора к этому уже привыкнуть. Тем более, что необходимо золото, чтобы у нас была возможность продолжить удерживать эти земли и дальше. Здешние народы никак не смогут обеспечить нас достаточным количеством необходимых специалистов, дабы было возможно улучшить жизнь местных жителей. Нам будет необходимо заказывать специалистов из Старого Света, а они за простое «спасибо» работать не будут. Так что придётся нам золотишко копить, если мы хотим и дальше жить здесь припеваючи.
– Но зачем нам было атаковать первыми?
– Потому что бить необходимо первым. Ты не хуже меня видел, насколько большими силами обладают местные государства. Если бы они захотели нас захватить, то у них были бы большие на это шансы. Мы ударили первыми и ударили очень вовремя. Пусть лучше местные будут нам подчиняться, чем наши потуги в колонизированной этой земли провалятся из-за лишней миролюбивости. Поверь мне, я пользуюсь далеко не самыми жестокими методами, которые существуют в нашем арсенале.
– Что же такое страшное есть у тебя?
– Болезни. В моём мире научились применять болезни как оружие, начиная закидыванием трупами непокорных крепостей, продолжая заражёнными смертоносной хворью одеялами и целыми бомбами, которые сбрасываются на головы людей, заражая огромные пространства. Эти земли знают, что такое эпидемия и пусть они лучше умрут в бою, нежели погибнуть от болезней у себя в домах.
– В твоих словах есть правда, но я прошу впредь тебя быть менее кровожадным. Я не вижу разницы между местными жителями и верующими в Высоких Предков. Я поклялся убивать только за причину, но единственное что провинились аборигены, так это тем, что живут на этих землях.
– География – это судьба. Они не смогли развиться до достаточного уровня и уж это значит, что они рано или поздно бы погибли в условиях противостояния с другой цивилизацией. Наше пришествие – одно из лучших событий, которое вообще могло с ними случится.
– Наши победы происходят только из-за исключительного интеллекта одного южанина. Не будь его гениального ума и гарантировать наши множественные победы никто бы не смог.
– Приди мы на эту землю на пятьдесят или сто лет позже, то чтобы вообще изменилось? Ты видишь их уровень? Никто из них не освоил и железо, а другие и вовсе до сих пор дубинами воюют. Сейчас у нас разница в технологиях ещё меньше. Думаешь, если бы они продолжали копошится в собственной грязи, то было бы лучше?! Нет! Мы соберём их земли в своих руках и тогда у нас будет шанс дальше двигать прогресс. Ты же не хуже меня знаешь, что человечество в своей сущности консервативно, и сколько времени мы тогда потратим на уговоры, просто чтобы заставить их кипятить воду?! Года, если не десятилетия. Может даже быть, что целые поколения понадобятся, чтобы внедрить такое маленькое изменение. А остальные технологии?! Их сотни и тысячи, а время у нас не бесконечное. За нами придут другие, а уж они не будут выказывать даже малейшей заботы о местных. Их будут просто эксплуатировать и выкачивать отсюда бесчисленные ресурсы. Переговоры, конечно, очень хороши, но они куда эффективнее, если слова подкреплять рёвом орудий.
Я посмотрел на Фабриса. Мужчина сидел за столом, положив на него руки и выпрямив спину. По его по старчески осунувшемуся лицу было понятно, что он слушает внимательно и прекрасно понимает смысл произносимых мною слов. Вот только все приводимые доводы словно волны разбивались о прибрежные скалы моральных устоев бывшего монаха. В этом старом человеке удивительно уживалось то, что просто не должно было сосуществовать. Он был воином, и я прекрасно помнил, какие необычайно красивые пируэты выписывал он своим мечом. Я помнил реки крови и бесстрашие в серых глазах седого наёмника. В этих вечно спокойных глазах отпечаталась сотни сражений, которые выигрывал своим клинком некогда богобоязненный монах. Он наверняка и сейчас боялся Предков, но его человеколюбие происходило не из страха, а зарождалось где-то в глубине, там, где пряталась человеческая душа. Он воистину желал, чтобы каждый частный человек был счастлив. Хотя, что же такое честность в наши кровавые времена? Вопрос и раньше был до невозможности сложным, а уж теперь и не стоило размышлять.
Но согласен ли был со мной Фабрис? Точно нет, но даже так он продолжал подчиняться моим приказам и это меня более чем устраивало. Эта упертость бывшего монаха была как раз очень кстати. Он был именно тем стопором, который был необходим, чтобы мне не погрузиться в негу кровавого безумия. Кто-то мог его заменить? Сезар? У него есть свои понятия чести, но он мало когда был против схватки и в случае боя первее меня броситься вперёд с секирой в руках. Бернд? Он был далеко, да и за золото он мог сделать многое, а увидь он наши многочисленные богатства, что рекой текут в колонию, то слёзно бы уговаривал меня идти дальше и дальше. Вирт? Старый аристократ, пусть ещё был достаточно свеж, но даже так его главной целью было возвращение величия собственного рода. Рубен? Он растёт сильным воином, который точно сможет командовать в будущем, но сейчас он всё ещё молод и готов слушаться каждого моего приказа. Вот и выходило, что Фабрис был единственным, кто был способен мне противостоять на интеллектуальном ринге.
Понимая, что к консенсусу мы не придем, я в сердцах махнул рукой и мгновенно отвернулся. Сейчас мы встали в недолгую осаду над очередным лагриканским городом, который запросил день на размышление. Парламентарий, что обратился ко мне, был удивлён количеством окруживших город людей. Помимо моего отряда здесь были тысячи человек, каждый из которых желал заиметь часть богатств от взятия поселения. Впрочем, были и те, кто всерьез встал под стяги новообразованной религии. Таких было много и даже очень, но мне до сих было сложно держать над ними управление. Под моей рукой были копейщики, метатели дротиков, лучники, конные застрельщики и пращники. Последние значительно меня удивили. Казалось бы, простая полоска ткани или кожи, в которую был вложен круглый камешек. Вот только такой увесистый камешек разгонялся примерно до пятидесяти метров в секунду и значительно так бил в цель. Даже современный шлем не спасал бы от тяжёлого прилета, а против незащищённого противника залп нескольких сотен пращников был крайне убийственным. Вот такой вот многочисленной сворой разномастных бойцов мне приходилось командовать и насаживать им дисциплину. Радовал только факт того, что говорят они на одном языке, а потому мне хоть и со скрипом, но удавалось насаживать дисциплину в их ряды.
Неожиданно меня вызвал один из моих офицеров. Оказалось, что один из парламентёров осаждённого города вызывает главного из людей огня. Я поспешил прибыть к стене полностью облачённый в доспехи. Как-то мне совсем не хотелось получить шальную стрелу от далеко не самых дружелюбных обитателей города. При первом моём появлении они чуть не нашпиговали меня стрелами, и только крепкая сталь доспехов спасла меня от невольного косплея ежа.
– Люди огня, мы решили. – высунулась говорящая голова одного из воинов города.