Шрифт:
— Вот она, — замечает моя мама. Этим она хочет сказать, что точка, окружённая ещё двумя точками поменьше, к которой мы летели неделями, росла всё это время и стала еще больше прежнего, превращаясь из точки в диск, отражающий солнечный свет собственного солнца, она раскинула перед нами синеву своих океанов, зелень лесов, белизну своих полярных шапок. Словно палитра цветов посреди черной неизвестности.
Наш новый дом, к которому мы следовали еще задолго до того, как я родилась.
Мы — самые первые, кто увидит его по-настоящему. Ни через телескоп, ни через компьютерную топографию, даже ни через мои рисунки, сделанные на уроках рисования, что я брала на Бэтевместе с Брэдли Тенчем, а через пару сантиметров стекла ветрового окна в кабине пилота.
Мы — первые, кто увидит его своими глазами.
— Новый Свет, — сказал мой отец, положив руку мне на плечо. — Что мы найдем там, как думаешь?
Я скрестила руки на груди и отодвинулась от него.
— Виола? — спрашивает он.
— Видела я уже это, — отвечаю я, выходя из кабины. — Чудесно. Ура. Не терпится добраться туда.
— Виола, — резко произносит мама, пока я закрываю дверь кабины за собой. Дверь скользящая, так что даже хлопнуть ей как следует не выходит.
Продолжая идти в свою маленькую спальню, я едва успеваю закрыть дверь у себя в комнате, как уже слышу стук в нее. — Виола? — доносится голос папы с той стороны.
— Я устала, — отвечаю. — Хочу спать.
— Сейчас всего лишь час дня.
Решаю промолчать.
— Мы войдем на орбиту через четыре часа, — Говорит он. Его голос спокоен, он не повышает его, даже, несмотря на мое поведение.
— В два часа тебя ждет работа.
— Я знаю свои обязанности, — сказала я, все еще не открывая двери.
Пауза. — Все будет хорошо, Виола — говорит отец. Его голос звучит добрее,
чем прежде. — Вот увидишь.
— Откуда тебе знать? — бросаю в ответ. — Ты ведь тоже никогда на планете не жил.
— Ну, — начал он, повеселев. — У меня есть надежда.
Вот оно. Слово, от которого меня уже изрядно тошнит.
— Мы, — сказал мой отец в тот день, когда мне рассказали эту новость. Хоть он и пытался выглядеть серьёзно, я могу совершенно точно сказать, что он прятал улыбку. Мы ужинали тогда, и папа дергал ногой под столом, вверх-вниз.
— Что «мы»? — поинтересовалась я, хотя вполне догадывалась.
— Мы были избраны, — подхватила мама. — Мы группа людей, которые
приземлятся первым.
— Мы высадимся через 91 день, — говорит отец.
Я взглянула на тарелку. На ней оказалась еда, которую я неожиданно перехотела есть. — Я думала, выберут родителей Стэф Тейлор.
Папа попытался сдержать смешок. Отец Стэф Тейлор был до того плохим пилотом, что практически не мог перелететь с корабля на корабль, не разбив свой челнок.
— Да, мы, дорогая, — подтвердила мама, моя мама — пилот, моя мама, которая была настолько лучше в этом, чем отец Стэф Тейлор, что она почти несомненно была причиной того, что выбрали нас. — Помню, мы говорили об этом. Ты была потрясена этой новостью.
И это правда. Я была очень потрясена, когда родители мне впервые сказали, что собираются выдвинуть свою кандидатуру. И ещё больше меня потрясло то, что Стэф Тейлор начала хвастать, будто её отец вне сомненийбудет избран.
Задание было жизненно важным. Мы бы покинули спящих переселенцев и семьи-наблюдателей, ускоряясь в черной пустоте космоса на маленьком разведывательном корабле. Конвой оставался в 12 месяцах полета от планеты. Мы преодолели бы этот путь за пять и потратили бы еще семь месяцев на месте. Не только моим родителям, но и мне пришлось бы заняться делом: найти лучшее место для приземления пяти огромных кораблей переселенцев и начать подготавливать их для первых посадок.
Это было потрясающе, когда это могли бы бытьмы. Но, к удивлению, это оказалось куда менее потрясающе, когда это действительнооказались мы.
— У тебя будет больше практики, — произнесла мама. — Ты научишься многому, как сама и хотела.
— Это честь, Виола, — добавил отец. — Мы будем первыми, кто увидит наш новый дом.
— Если только там не будет коренных жителей. — Сказала я.
Родители обменялись взглядами.
— Ты не рада этой новости, Виола? — спросила мама. Лицо у нее серьёзное.
— Если я не рада, вы не полетите? — Ответила я вопросом на вопрос.
И они обменялись взглядами еще раз. Я знала, что это значит.
— Тридцать минут до орбиты, — говорит мама, когда я, немного опоздав, возвращаюсь в кабину пилота — Она там была одна. Папа, должно быть, спустился в машинное отделение, чтобы подготовить корабль к входу на орбиту. Мама поднимает глаза на мое отражение в мониторных экранах. — И она вновь присоединяется к нам.
— Это моя работа,- говорю я, когда сажусь за терминал, повернутый на 90 градусов от нее. Это и естьмоя работа. Я обучалась ей на сопровождающем корабле и еще 5 месяцев, пока была здесь. Моя мама доставит нас на орбиту, папа приготовит реактивные челноки, на которых мы спустимся сквозь атмосферу земли, и я буду отслеживать возможные места посадок.
— Случилось кое-что новенькое, пока ты дула губки, — подстегивает меня
мама.
— Я не дулась…
— Смотри, — говорит она, выводя на экран окно, в котором видно больший из двух северных континентов.
— Чтоэто?
Русло реки тянется на восток, к океану, который находится на ночной стороне планеты. Трудно сказать с этого расстояния, даже со сканерами на корабле, но, похоже, вверх по реке виднеется местность, наверное, долина, в которой видно нечто, что могло бы сойти за свет.