Новый Вавилон
Шрифт:
— Бывают тюрьмы похуже.
Клео проигнорировала колкость.
— Ну и как вам мексиканский салат? Вкусно?
— Пожалуй. Тане Прао интересный тип, интервью получилось по высшему классу. Через час будет на первой полосе газеты.
Клео прикрыла вынырнувший из воды сосок пеной.
— Рассказывайте!
— Я совсем выдохся. Вот отмокну рядом с вами в этом королевском джакузи, и тогда…
Клео такая перспектива не понравилась.
— Глупая шутка. Мы не будем принимать
Лилио промолчал.
— Говорите, чем вас так заинтересовал Тане Прао и почему встреча с ним была в той мрачной фавеле?
Молчание.
— Это ваш очередной расследовательский проект?
Лилио сел на бортик ванны. Клео не запротестовала, только подгребла на живот и грудь еще пены.
— Ладно, сеньорита, я все расскажу. Салатный магнат на самом деле подпольный торговец телепортерами и проводник. Я искал его много месяцев, пытался договориться о встрече, потом уговаривал разрешить публикацию. Его имя, само собой, не будет обнародовано.
— Почему Тане Прао согласился? Он ведь преступник и должен быть очень подозрительным.
— Ему тоже нужна реклама. Большинству людей ничего не известно о его деятельности. Кроме того, как многие, кто занимается нелегальным бизнесом, он страдает манией величия, верит в свою миссию, бросает вызов властям, «Пангайе», Конгрессу, Экклесии. У каждого есть слабое место…
— И ваша газета напечатает интервью?
— Конечно. Наша задача — информировать, а не судить. Торговля неучтенными телепортерами — часть реальности.
— Как и трупы в фавеле, Лилио. Вы не станете отрицать, что Тане Прао — бандит, негодяй, человек без чести?
— Мое дело — информация. Тане Прао — торговец, он час твердил это на все лады. Покупает телепортеры у тех, кто хочет их продать за ненадобностью после смерти, и продает другим людям, желающим ускользнуть от «Пангайи». Причин для этого тысячи, и не все преступные. Любовники ищут уединения, подростки сбегают из дома, интроверты хотят, чтобы их оставили в покое…
«Именно этого я хочу от матери…» — подумала Клео.
Значит, Тане Прао — просто подпольный торговец? Человек, бросающий вызов всемогущей «Пангайе», как пираты былых времен? И поэтому его следует считать скорее симпатичным, чем злобным?
Она начала подниматься, глаза Лилио сверкнули.
— Отвернитесь и передайте мне халат, он за вашей спиной.
Де Кастро изобразил горькое разочарование, но подчинился. Клео убедилась, что ее отражение не появится ни в одном из зеркал, вылезла из ванны и с наслаждением закуталась в мягчайшую шелковистую ткань.
— Можете повернуться. — И направилась к зеркалу, оставляя влажные следы на мраморных плитах. — Когда выйдет
— Думаю, интервью уже опубликовано. Без купюр, как и хотел Тане.
— Ну надо же, сразу после интервью с президентом Немродом. Вы явно метите высоко, хотите стать звездой журналистики.
— И самым разыскиваемым репортером.
— Ладно, ухожу, ванная в вашем распоряжении. Наслаждайтесь.
Клео подошла к широким дверям балкона, взгляду открывался вид на заснеженные вершины, и ей вдруг вспомнилась давняя детская мечта. Она уже хотела было повернуть ручку, но тут увидела в стекле отражение обнаженного Лилио.
«Надеешься, что я обернусь? Напрасно. Да, я оценила курчавые заросли на твоей загорелой груди, твой накачанный пресс и то, что ниже, но…»
Клео распахнула дверь, в помещение ворвался холод, и у нее тут же замерзло лицо, точно она сунула его в холодильник. Ветер был резкий, ледяной. Четыре тысячи метров над уровнем моря. Она, видимо, совсем сошла с ума.
В детстве Клео мечтала принять горячую ванну, искупаться в теплом море или вулканическом озере, а потом телепортироваться на фьорд, ледник или заснеженную гору. Насладиться контрастом. Многие ее соученики по лицею практиковали такой экстрим, но Клео все не хватало духу. Что же, момент настал.
Клео знала, что Лилио не сводит с нее глаз. Еще один шаг. Холод вгрызся в ноги, ступившие в снег. Да она и минуты не продержится. Клео потянула за пояс и медленным движением стряхнула с себя халат.
Как бы там репортер не утонул в джакузи.
Клео вышла из тени стены и подставила лицо бледному солнцу. Потом опустилась на колени, зачерпнула две горсти снега, растерла его по плечам, груди, животу, приложила к затылку, прикусила губу, чтобы не закричать, и кожа, расслабленная горячей ванной, отозвалась невыразимым наслаждением.
Но в следующий миг все вылетело у Клео из головы — и холод, и наслаждение, и собственная нагота, и желание.
Из снега торчала рука. Детская. И сразу она увидела вторую руку и все тело.
Вне себя от ужаса, Клео лихорадочно расшвыривала снег. На нее смотрели ничего не видящие глаза ребенка лет десяти, ровесника Кевина, Доротеи, Дилана. Ее учеников.
Детская ледяная ладонь лежала в руке женщины, которая находилась глубже в снегу. Семья?
Клео вспомнила трупы взрослых в фавеле Мангейра. Они умерли своей смертью… Ее крик мог вызвать сход лавины с гималайской вершины.
Этот ребенок умер вовсе не своей смертью. Ему перерезали горло.