Новый век начался с понедельника
Шрифт:
– «Ну, куда?».
– «В шизду!» – неожиданно, и очень тихо объяснил неподдающемуся бывший интеллигентный человек.
– «Куда-а?!» – больше удивился, чем возмутился Платон.
– «В шизду-у!» – также тихо и вкрадчиво продолжил изощрённый нахал.
– «А! Помнишь ещё!?».
– «И ты туда же!» – пытался тот взять
– «Нет! Я в трамвай!» – отодвинул хама Платон.
В трамвае Платон, про себя рассуждая о посетившем некоторые слои, якобы интеллигенции, хамстве, вспомнил одно из последних коллективных посещений, так одно время всем понравившейся, ближайшей столовой.
Уже во время приёма пищи, на безобидную, но интеллектуально шутливую реплику Платона последовало зычное и привычное от Надежды:
– «Ты, что, дурак?!» – как всегда, та схамила не по злобе, а по обыкновению.
Начавшая было смеяться над шуткой Платона, Нона, от неожиданности и удивления, чуть было не выплюнула содержимое своего невольно открывшегося рта в тарелку.
Судорожно проглотив вываливающееся, она не выдержала:
– «Надь! Ну а ты-то…, что?!».
Давно привыкший к перлам невоспитанной хамки, Иван Гаврилович тоже сменил свою улыбку.
Он вздохнул и сумрачно закряхтел, глядя не на неё, а на Платона.
– «Надь, ты обратила внимание, что я на тебя не обижаюсь?!» – не желая портить трапезу товарищам более решительным и фривольным ответом, вежливо и участливо спросил Платон.
– «Делай выводы!» – вовремя и радостно поставил на место начальницу и точки над «и» нетерпеливый Иван Гаврилович.
– «Так это ты же на меня обижаешься, а я на тебя нет!» – словно пропустив мимо ушей обидное уточнение Гудина, обращаясь к Платону, пыталась лицемерно примазаться к интеллигентам и отмазаться от дураков, удивлённая таким дружным ответом коллег, Надежда.
Специально приотстав от женщин, уже поднимаясь из-за стола, Гудин с Платоном всё ещё зубоскалили по поводу происшедшего.
Платон, кивнув на соседний стол, где по свинячьи ело лицо выраженной национальности, почти риторически произнёс:
– «Ваньк! Будь на моём месте, например… еврей, он бы, наверно, своим недопитым компотом плеснул бы невзначай Надежде в рожу?!» – под гогот Гудина отвёл душу всё ещё обиженный на самодурку Платон.
– «О чём это Вы?!» – уже на улице насторожилась начальница.
– «Да о… компоте» – первым нашёлся Платон.
– «От… обиды, что ли?!» – второй потерялась Нона.
Внутренне всё же не уважая всех своих подчинённых, Надежда,
Поэтому, когда в офис заходили покупатели из властных структур, она относилась к ним с подчёркнутым пиететом.
По очередному такому случаю Платона обуял смех, и он решил шуткой несколько разрядить обстановку. Воспользовавшись тем, что Надежда Сергеевна никак не решит, каким числом отметить очередную серию выпускаемой продукции, Платон вошёл в её кабинет в самый не подходящий для Надежды момент и с серьёзным видом объявил:
– «Надь! Тут звонили из ЦК и просили следующую серию сделать седьмого ноября, в честь 90-летия революции!».
Даже, несмотря на улыбки гостей, Надежда, улыбаясь и сама, замахала на шутника руками.
Дабы не смущать начальницу, Платону пришлось выйти.
Осеннее межсезонье стало вполне подходящим для начала комплексного лечения зубов Платоном, в том числе протезирования. Надежда дала ему телефон стоматологической поликлиники, в которой знакомые врачи протезировали всех ведущих специалистов их НИИ.
Платон спросил у Гудина, как доехать до этой стоматологической поликлиники. А тот, скорее нарочно, из-за зависти, показал чёрте куда. Платона возмутила такая «компетентность». А тот скатился до элементарной подлости:
– «Да отшебись ты от меня со своими детскими проблемами. Мне не до тебя. Здесь у нас другие проблемы, побольше твоих!».
– «А ты от меня – со своими стариковскими!».
– «Отстань, зануда!».
По выходным Платон ещё ездил на дачу, готовил дом и участок к зиме.
В последние озимые дни он успел не только убрать последствия урожая, но и подготовить грядки к новому сезону, законсервировать садовую мебель и инвентарь.
Сделанное из всего им запланированного, успокоило дачника до весны, до следующего сезона.
В стране наступала пора политической активности. Впереди были Думские выборы. В электричках всё чаще и чаще слышались разговоры о политике. В одну из таких полемик невольно влез со своим комментарием и острый на язык. По поводу преимущества нашего современного кинематографа над западным, Платон подсказал трём беседовавшим пожилым дамам, вызвав их неподдельный смех:
– «Да и герои западных фильмов то самосудчики, то камасутрщики!».
Постепенно разговор стал более политизированным. В него вступила и тяжёлая идеологическая артиллерия. Сидевший через проход от Платона и дам дед с лёгкой иронической улыбкой начал первым. Как мудрый главнокомандующий, он ударил встык частей вражеских войск, то бишь разговора, прорвал оборону, то есть органично поменял тему, и устремился на оперативный простор мысли в тыл интеллекта воображаемого неприятеля: