Новый век начался с понедельника
Шрифт:
– «Небось, нам косточки перемывали?».
– «Нет! Только Сашке! Наташка как всегда его грязью поливала! В общем…, о низком! Ну, а Вы о чём?».
– «Да, как всегда… о высоком!».
А тем временем супруги Александровы на своём авто через пробки приближались к Москве.
Уставшая в гостях Наталия, по обыкновению отчитывала мужа.
Тот молчал, делая вид, что сосредоточен на дороге.
Он действительно был сосредоточен, но на своих мыслях, и почти не слушал привычно верещавшую жену.
– «Чего молчишь?!» – риторически возмущённо не выдержала Наташа.
–
– «Мне не нужны твои ответы!».
А в самом конце августа, на даче, Платона и Ксению с ответным визитом посетила Марина со своим настоящим, но отставным полковником, но теперь уже не на новой Волге, а на старой иномарке.
Два последних выходных лета пролетели совершенно незаметно в шашлыках и песнях ретро. Хотя эта парочка и была на редкость равнодушна к спорту, но зато она вполне отыгралась на пластинках и отремонтированном радиоинженером Юрием Алексеевичем Палевым проигрывателе.
Закончилось очередное лето, наступил сентябрь. В дополнение к работе Иннокентий теперь пошёл ещё и учиться. Наполнившее его чувство ответственности и ощущение взрослости поначалу сыграло с ним даже злую шутку. Он начал хамить уже и отцу.
Платону стало обидно.
Ни один его ребёнок не позволял этого.
Хотя причина того, скорее всего, была в том, что другие дети с Платоном до такого возраста никогда и не жили.
Утром он шёл в поликлинику за очередными анализами, думая о поведении Кеши, о своём и его будущем.
В голове невольно, сами собой, стали рождаться строки.
В течение последующих дней он вернулся к набросанному и дописал стихотворение «Сыну»:
Целуй отца, пока он тёплый! Холодному не нужен ты. И обними! Ведь ты же добрый! Вглядись в лица его черты. Почувствуй связь с отцом родную. Он корень. Ты его росток. Пойми ты истину простую. Никто не будет одинок, Когда в семье любовь и ласка, Добро, внимание в семье. Когда отсутствует опаска, Лишь уважение к тебе. И где тебя всегда обнимут, Разгладят все твои вихры. Какой ты есть, таким и примут. И в жизни чтоб не сделал ты. Не прячь в себе к отцу ты нежность. А напускную крутизну, Неуваженье, хамство, грубость Отбрось подальше, как одну. Почаще раскрывай ты душу. Проблемами с отцом делись. Своими чувствами наружу Советоваться не ленись. Со временем ты станешь корнем, И обретёшь отца черты. Мы, может, с тобой вместе вспомним, Как был ершистым раньше ты. Скрывал слова, порывы чувства, Излишне чёрствым представал. Не мог недели жить без буйства. И лишь надежды подавал. Не брезгуй старостью надменно. И не криви в презренье рот. Все мы там будем непременно. Придёт когда-то твой черёд. Отцу добро старайся делать. А то, когда придёт конец, Ты будешь вынужден лишь сделать Прощальный поцелуй в венец.Строки Платона невольно стали в чём-то пророческими. Восьмого сентября была шестая годовщина смерти его матери.
А вечером в воскресенье, десятого сентября, его неумолимо потянуло к брату. Тот тяжело болел и по телефонным разговорам с ним Платон понял, что дни дорогого Борисыча уже сочтены.
Хоть бы он дотянул до конца октября, до своего семидесятилетия! – невольно проносилась в его голове.
И вот, к концу дня, Платон неожиданно предстал перед его помутневшим взором. Олег конечно очень обрадовался. Он взял руку младшего и долго не отпускал, расспрашивая о делах еле шевелящимся языком, от чего вскоре устал и попросил оставить его пока одного, отдыхать.
Платон переключился на Елену, в разговоре с которой выяснил подробности последних мучительных дней жизни Олега.
Однако вскоре тот очнулся и попросил жену ему помочь. От него Елена вышла сильно расстроенная. У мужа начались новые боли в районе печени.
Пришлось опять вызывать скорую помощь, ибо прежние обезболивающие лекарства уже не помогали. Пока ждали, Платон подсел к брату и незаметно для него создал своей пятернёй тепловое и биологическое поле над больным местом. Олег почувствовал родную руку и поблагодарил братишку. Но вскоре попросил опять оставить его одного.
Приехала скорая, которая была и накануне. Осмотрели. Поговорили с ещё шутившим больным. Сделали укол и рекомендовали сильные обезболивающие. Уходя, тихо заметили, что всё это уже бесполезно, финиш близок.
Уже было поздновато и на улице. Олег несколько раз прощался с Платоном. Но тому что-то не уходилось.
Он то и дело садился к постели умирающего, и они долго молчали, взявшись рука за руку.
Олег словно пытался с помощью своего любимого младшего двоюродного братишки задержаться на этом свете.
Так и держались они друг за друга: огромная, ко всему привычная, много повидавшая и пощупавшая, тёплая, хотя и с немного скрюченными, жёсткими пальцами, кисть Платона, и интеллигентно узкая, но сильная и жёсткая, худая и даже костлявая, уже прохладная ладонь Олега.
Ему всё-таки удалось окончательно проститься с Платоном, и тот, расстроенный, один ушёл во мрак спасительной ночи.
Всю дорогу до станции он думал о брате, чуть ли не молился за его выздоровление, всё же не веря в чудо, вспоминая недавно умершую их сестру Эльвину.
Надо же? Как, оказывается, Олег чувствовал ситуацию! Ещё и привет ей на тот свет передавал! – сокрушался мысленно Платон.
Рано утром позвонила Елена и сообщила о ночной, во сне, кончине самого старшего из семьи Кочет.
Платон невольно вспомнил все последние дела Олега и его семьи.
Тот словно торопился сделать их.
Ещё весной, под его руководством и контролем была полностью перекрыта крыша всего их большого дома.
Жена Елена поменяла старую иномарку на новую.
Незадолго до смерти отца, старшая дочь Юлия порадовала его, став главным редактором нового модного журнала об индустрии красоты и здоровья «Beauty guide».
И только грандиозным планам Олега по размещению многочисленных родственников в его новом доме в Анапе не суждено было сбыться.
На похороны известного в былые годы радиожурналиста Олега Борисовича Кочета собралось множество народа. Гроб поставили в обширном приусадебном саду родового дома большой семьи Кочет. Платон прибыл в Малаховку вовремя, с Ксенией и Иннокентием. Практически тут же подъехал Данила, за ним на своём автомобиле Саша. Чуть позже – Василий. Остальные родственники Платона по разным причинам не смогли приехать.