Ноздря в ноздрю
Шрифт:
Как и в Англии, пришлось заполнять множество бланков и долго ждать. Однако здесь едва ли не самое важное значение имела консультация не врачей, а кассира.
— У вас есть страховка, мистер Мортон? — спросила женщина в цивильной одежде, сидевшая за стойкой.
— У меня есть туристическая страховка, но подробности я не помню.
— Тогда в графе «Страховка» я пишу «нет». Вы намерены полностью оплатить лечение?
— Да. По крайней мере, начальный период.
Она что-то там записала.
— Поскольку вы не
— И какова сумма? — спросил я.
Она протянула мне листок бумаги с итоговой суммой.
— Я только хочу, чтобы врачи осмотрели мою руку. Я не хочу покупать всю эту чертову больницу.
Женщина не улыбнулась.
— Полная предоплата вносится до начала лечения, — повторила она.
— А если бы я не смог заплатить?
— Тогда мы попросили бы вас поехать куда-то еще.
— А если бы я умирал?
— Вы не умираете, — ответила женщина. Но по выражению ее лица я понял, что в случае моей некредитоспособности меня бы попросили поехать умирать куда-то еще, скажем, в другую, более дешевую больницу.
Каролина дала женщине кредитку и только чуть вздрогнула, увидев на слипе, который ей требовалось подписать, списанную сумму. Нас вновь отправили в комнату ожидания с заверениями, что мной вскоре займутся. Я нежно поцеловал Каролину и пообещал возместить все расходы по возвращении домой.
— А если кто-то убьет тебя раньше? — прошептала она. — Что я тогда буду делать? — И улыбнулась. Мне сразу стало легче.
— Я оставлю их тебе в завещании, — улыбнулся и я. Смех — лучшее лекарство, даже перед лицом опасности.
Какое-то время мы посидели молча, прижавшись друг к другу. Минутная стрелка отсчитала сорок минут седьмого часа и двинулась дальше.
— Ты уж извини, но мне пора, — нарушила тишину Каролина. — Иначе я опоздаю на концерт, и меня уволят. Один управишься?
— Будь уверена. Увидимся вечером.
— Ты уверен, что они не продержат тебя всю ночь?
— Без доплаты точно не продержат. — Я усмехнулся. — Нет, не думаю. Увидимся этим вечером в отеле. — Уходить ей определенно не хотелось. — Иди, иди. А не то опоздаешь.
Она помахала мне рукой, выходя за дверь. Мне, конечно же, не хотелось отпускать ее. Лучше б она осталась здесь, вытирая пот со лба, успокаивая меня, а не лаская этот чертов альт.
— Мистер Мортон, — позвала меня медсестра, возвращая к реальности.
В отель я вернулся лишь на десять минут раньше Каролины. Как и прежде, она пребывала в превосходном настроении от восторженного приема оркестра ценителями музыки. Мне же настроение подняли закись азота и болеутоляющие таблетки. А мою руку, от ладони до локтя, взяли в фибергласовый гипс.
Рентгеновский снимок показал перелом локтевой кости, на дюйм выше запястья. К счастью, смещение оказалось небольшим, и врач без труда поставил обломки в надлежащее положение относительно друг друга. Несмотря на анестезирующий эффект закиси азота, процедура мне не понравилась. Закись азота, конечно, называют веселящим газом, но мне было не до веселья. Гипс мне наложили с тем, чтобы зафиксировать сустав, и врач сказал, что его нельзя снимать как минимум шесть недель. Я вспомнил истории, которые рассказывал мой отец о тех временах, когда он еще был жокеем. Он всегда заявлял, что у него все заживает быстро, и начинал срезать гипс ножницами через неделю после перелома кости. Но жокеи стипль-чеза сумасшедшие, это все знают.
Как и порекомендовал врач, моя правая рука всю ночь лежала на подушке, чтобы уменьшить отек под гипсом. Не очень удобно для любовных игр, зато ничего не болело.
Суббота пришла и ушла. День я по большей части провел в горизонтальном положении, на кровати в номере Каролины. Смотрел по телевизору бейсбол, без особого интереса, потом какие-то автогонки, еще более скучные.
Где-то после полудня заказал в номер салат «Цезарь», который съел, пользуясь только левой рукой, потом позвонил Карлу.
— Где ты? — спросил он. — Мне трижды звонили и спрашивали, как с тобой срочно связаться.
— Кто звонил?
— Женщина сказала, что она твоя мать. Один мужчина заявил, что он из департамента налогов и сборов. Второй ничего не сказал.
— Ты записал их номера?
— Номер матери ты, конечно, должен знать, — ответил он. — Мужчины телефонов не оставили. Обещали перезвонить. И что мне им сказать?
Опять я задался вопросом: а можно ли доверять Карлу?
— Скажи, что я в отъезде. И меня не будет как минимум еще неделю.
— А тебя не будет?
— Ты о чем?
— Тебя действительно не будет еще неделю?
— Не знаю. Ты справишься, если не будет?
— Я справлюсь, даже если ты вообще здесь не появишься, — ответил Карл, и я не знал, то ли он демонстрирует уверенность к себе, то ли высказывает пренебрежение к моим способностям.
— Как я понимаю, в ресторане все в порядке?
— Абсолютно.
— Тогда я позвоню в понедельник.
— Хорошо. Но где ты? Ты же говорил, что поедешь к матери, так почему она справляется о тебе?
— Лучше тебе об этом не знать, — ответил я, нагоняя туману.
— Как скажешь. — Он помолчал. — Но к матери все-таки загляни, она очень волновалась.
— Обязательно. — И я положил трубку.
Моей матери дома не было. Я это знал, потому что перед отлетом в Чикаго предложил ей поехать к ее кузине в Девон. Ее никогда не требовалось просить дважды, потому что ездить туда ей нравилось. Я также сказал ей, чтобы она мне не звонила, потому что я буду в отъезде. Но она и так никогда мне не звонила: всегда звонил я.