Ножи Императора
Шрифт:
– Вы могли бы предложить им по пятьдесят ауреусов за меня, и я сомневаюсь, что среди них найдутся желающие. Нас с этими людьми связывает много общего, а именно то, что мы все вместе сражались с врагами Империи, истекли кровью и теряли своих товарищей, в то время как все, что вы когда-либо делали, это сидели на спине лошади и придумывали для нас череду различных способов рискнуть нашими жизнями, чтобы забрать себе славу. Поэтому я предлагаю вам два варианта, сенатор. Вы можете уйти прямо сейчас в сопровождении моих людей, которые защитят вас от подонков, которые заберут вашу сумочку и поломают ребра, если вам повезет, или утащат прочь, чтобы вас больше никто никогда не видел. Согласны? … . Или вы можете открыть рот, чтобы произнести любые слова, кроме “спасибо, Котта”, и тогда вы узнаете, каково это - ползти домой одному, зная, что я иду в десяти шагах позади вас, убеждаясь в том, что каждый сутенер, головорез или убийца на улицах знает, сколько у тебя с собой денег..
Он встал и уставился на бледного Альбинуса, выражение его лица все еще оставалось напряженным от гнева.
– Всего три коротких слова. В любое гребаное время, когда вам будет угодно, сенатор ......
Поскольку молчание затянулось, Дубн повернулся к ухмыляющемуся Юлию с выражением замешательства на лице, озадаченно покачав своей огромной головой
– Я что-то здесь не все понимаю?
2
– Это был опять сон, любовь моя?
Проснувшись на следующее утро, Фелиция увидела Марка, сидящего у окна их квартала, его глаза были прикованы к огням, горящим на стенах города, а надвигающийся рассвет все еще был не более чем серым пятном на восточном горизонте. Она прожила с ним достаточно долго, чтобы знать, что могло разбудить его в такую рань, и ответ на ее, произнесенный шепотом вопрос, уже созрел в ее голове, когда она задала его. Он кивнул, улыбаясь ей через всю комнату в свете единственной лампы, горящей в углу, хотя выражение его лица было скорее тревожным, чем счастливым. Она поманила его скрюченным пальцем.
– Тогда возвращайся в постель, пока Аппий не проснулся.
Он мягко пересек комнату и скользнул за спину своей жены, грея ноги о ее икры, несмотря на ее тихие протесты, притягивая ее к себе и обхватывая одной рукой ее грудь.
– Наша вчерашняя встреча с отцом Луция Кария Сигилиса, похоже, возбудила призраков моей семьи на еще большие появления. Дважды прошлой ночью и еще раз сегодня утром они приходили ко мне во сне, показывая свои раны и умоляя отомстить за резню в нашей семье.
Она прижалась к нему спиной, протянув руку, чтобы погладить его лицо.
– Мой дорогой, успокойся, ты же знаешь, что это просто сон ...
– Нет, это мой спящий разум, работающий над событиями дня и мучимый чувством вины за тех, кто пережил такой ужас? - Фелиция повернулась к нему лицом, ее лицо стало более обеспокоенным, когда она поняла, что он смотрит на стену позади нее.
– Это вполне может быть так, но я не могу прожить остаток своей жизни, преследуемый этими снами, будь то призраки моей семьи или просто старания моего разума смириться с реальностью их ужасных убийств. И теперь, когда мне стали известны имена четырех человек, повинных в смерти моего отца, моего брата, моих сестер.., хотя, возможно, некоторую часть нашей семьи продали в рабство, я обязан отомстить. - Он помолчал, прежде чем поведать своей жене новости, которые он узнал накануне вечером.
– Глава банды головорезов , преторианец, сенатор и гладиатор: Брут, Дорсо, Пилиний и Мортиферум, по прозвищу Несущий Смерть. Однако мы получили их имена из не совсем надежного источника.
Фелиция нахмурилась, услышав что-то тревожное в голосе мужа, и села в постели, повернувшись, чтобы посмотреть на него в свете лампы, горящей у кроватки их сына.
– От кого?
Марк посмотрел на нее, явно пытаясь оценить ее возможную реакцию, прежде чем снова заговорить.
– Эксцингуса.
Ее глаза широко раскрылись от шока.
– Эксцингуса ?! Офицера-инспектора по зерновому довольствию, который похитил меня и пытался убить нас обоих?
– Того самого.
– И ты не…?
– Я не убил его? … Он является дальним родственником сенатора Сигилиса и находился под его защитой. И его убийство, ничего бы не изменило, хотя и помешало бы мне узнать личности людей, повинных в смерти моего отца .
Фелиция посмотрела на него с серьезным выражением лица.
– А если бы он не назвал вам их имена, ты бы не планировал расправы с ними, не так ли? Это может плохо кончиться, Марк ...
Он улыбнулся ей в ответ.
– Я понимаю твои опасения, но у меня действительно нет выбора в этом вопросе. Кроме того, теперь за мной Котта и его люди.
– Да … ?
В ее тоне прозвучали сомнительные нотки.
Марк тихо рассмеялся.
Он и Котта улыбались друг другу на площади накануне вечером, оба глухие к яростным протестам Альбинуса, когда того уводили, и ветеран-центурион заключил его в медвежьи объятия, от которых у него перехватило дыхание. прежде чем оттолкнуть его и осмотреть с головы до ног.
– Я думал, ты рохля, паренек, не смотря на твои, шрамы и все такое! Ты можешь рассчитывать на мою маленькую команду ветеранов в любое время!
Марк тупо смотрел на него, улыбаясь сквозь неожиданные слезы, и ничего не смог ответить. После минутного молчания Скавр вежливо кашлянул за его спиной.
– Да? …
Котта выпрямился, салютуя старшему офицеру.
– Слушаю, господин, трибун!
– В таком обращении ко мне нет необходимости, центурион, учитывая, что ты на пенсии.
Ветеран снисходительно покачал головой.
– Ветеран покидает легион, когда прослужит двадцать лет, трибун, но легион никогда не отпускает таких людей, не так ли, господин? Татуировки, шрамы и воспоминания о мертвых друзьях - все это остается с тобой до самой смерти, и, поскольку я и мои парни в основном ветераны, мы сразу же узнаем своих коллег-профессионалов, когда видим их. Это означает, что мы всегда будем приветствовать вас и называть «господином», пока будем работать вместе.