Нуар
Шрифт:
– Мы выкупили полковника. Чей-то труп отпели и похоронили, но Хаджет Лаше к семье, увы, так и не вернулся. Мы опоздали – он сошел с ума от ненависти и горя. Родственники поместили беднягу в одну из парижских клиник. Старик почти ничего не соображает, зато хорошо помнит, кто виноват в его бедах. И по-прежнему в его снах огонь, железо и угли…
«To be, or not to be…» Аплодисментов я не ждал, поэтому сразу обернулся, махнув рукой молчаливым слушателям в масках.
– Приведите. Только, ради бога, осторожней. И побеспокойтесь о нашем пациенте.
Процедура возвращения товарища Дугласа в вертикальное положение не обещала быть интересной, и я предпочел отвернуться. На улице уже стемнело, в открытую дверь смотрела ночь. Но вот тьма колыхнулась. На порог ступили новые гости, сразу трое. Два крепких парня в масках поддерживали под локти еще одного – невысокого, абсолютно седого старичка в нелепом больничном халате. Давно не стриженные волосы свисали с плеч, грудь укрывала длинная неопрятная борода. На белом, словно рыбье брюхо, лице жили одни глаза. Взгляд товарища Дугласа прошибал насквозь, этот – жег каленым железом.
– Проходите, господин полковник, – улыбнулся я. – Стол накрыт!
Старичок дернулся, мотнул головой:
– Ананасана! Ананасана!.. Огня! [50]
Последнее слово прозвучало странно – с ударением на первом слоге. Владелец больничного халата вырвался из державших его рук, прихрамывая, подбежал к очагу, подпрыгнул и внезапно захихикал.
– Огня! Огня! Ийим! Ананасана!
Чекист уже висел, едва касаясь босыми ногами пола. Парни в масках отступили подальше, не желая мешать, я же, напротив, подошел ближе. Грех пропускать такое.
50
Здесь и далее. Бессмысленный набор слов с «турецким акцентом». Для знатоков: «Ананасана» – любимое выражение полковника Хаджет Лаше.
– Ананасана! Бана! Эвет! Бана-бана!.. Басан!..
Старичок, весело, совершенно по-детски смеясь, подхватил с пола асбестовые рукавицы. Миг – и в его руке оказался длинный стальной прут, острый конец которого горел красным огнем.
– Ананасана! Басан! Ийим! Басан!..
Осмотр инструментов поднял гостю настроение. Он подпрыгивал, жмурился, дергал себя за бороду. Вслед за прутом из очага были извлечены клещи, затем бурав.
– Огня!..
Я подошел к безмолвно наблюдавшему за всем этим Дугласу, поглядел снизу вверх.
– Первое правило разведки, Сергей Михайлович. Никогда и ни при каких обстоятельствах не предавай агента. Никогда! Вам, большевикам, как известно, закон не писан. Так получите по полной – и распишитесь!
Наблюдать за его лицом было просто приятно.
– Ананасана! Эвет! Ананасана!..
Что-то мягко толкнуло в бок. Старичок был уже рядом, подергиваясь и постанывая от нетерпения. Я отступил назад. Вновь послышалось довольное хихиканье. Седобородый подошел ближе к связанному пленнику, протянул худую руку с длинными желтыми ногтями.
– Вэ-че-ка! Ийим! Вэ-че-ка!.. Фена!..
Хихиканье сменилось громким хохотом. Подвешенное тело дернулось. Указательный палец вонзился в расстегнутый ворот, скользнул по груди, по животу. Старичок взвизгнул. В его руке словно сам собой появился длинный медицинский скальпель. Тонкое острие взлетело вверх…
– Боже мой! – донеслось откуда-то из угла. Я мысленно посочувствовал господам актерам, но решил не вмешиваться. Кульминация еще впереди…
Между тем, в дверях появился еще один гость, на этот раз без маски. Не артист, скорее, доктор, причем не из замученных жизнью земских врачей, а из городских, с собственной практикой. Дорогой белый костюм, шляпа с широкими полями, тяжелая трость в руке, очки в золотой оправе. Ростом высок, костью крепок, несмотря на немалые годы.
Шагнул через порог, осмотрелся.
Я приложил палец к губам. Он заметил, еле заметно кивнул.
Исчез.
– Ананасана! Бана! Эвет! Басан!..
Пока я переглядывался с гостем, товарищ Дуглас уже лишился взрезанных скальпелем штанов. Затем пришел черед рубахи. Старичок с явным наслаждением растерзал ее в клочья, ухватил зубами отрезанный кусок воротника, зарычал, мотнул головой.
– Господин Зеро! Это же сумасшедший! – вновь послышалось из темноты. Я лишь пожал плечами. Кто из нас без недостатков?
Скальпель уступил место небольшому стеклянному флакону. Владелец халата, выплюнув забившую рот ткань, вцепился зубами в крышку. Та быстро поддалась, после чего старичок, намочив один из лоскутьев, принялся наносить на кожу висевшего странные неровные узоры. В воздухе запахло чем-то кислым и прелым.
– Ананасана! Ананасана!.. Вэ-че-ка!
Проведя особо изысканную линию, он отступил назад и внезапно запел хриплым фальцетом:
Sana s"on s"oz"um,Son vedam!..Kim bilir belkiSonun g"un"um!Не прекращая петь, старичок, все так же хромая, подбежал к очагу, надел рукавицы и не без труда извлек из огня огромные, светящиеся красным огнем клещи. Поднял их вверх, запрокинул голову:
– Ананасана! Ийим! Бананасана!.. Огня! Огня! Огня!..
– Прекратите!
Вначале я даже не понял, чей это голос, и лишь потом сообразил, что высказаться изволил твердокаменный товарищ Дуглас.
– Прекратите! Если хотите поговорить, я согласен. Только уберите этого… факира.
Мне стало скучно. Увы, никакой импровизации, все строго по сценарию. Все они, большевики, одним маслом мазаны – тем, что у старичка во флаконе.
– Закругляйтесь, – распорядился я. – Отберите у дедушки железо, успокойте и выведите на улицу… Ну, что ж, теперь ваша, Сергей Михайлович, очередь рассказывать историю. Не сочтите за труд записать ее собственноручно и расписаться на каждой странице. И еще, господа, не забудьте сделать несколько фотоснимков в интерьере. А я пойду перекурю.
Я уже переступал порог, когда в спину ударил отчаянный вопль.
– Хайыр! Хайыр!.. Ананасана! Огня! Хайыр!..
Дедушке явно не хотелось расставаться с клещами.