Нулевой номер
Шрифт:
Или нет, это действовал ностальгик-одиночка, последыш, сгусток страхов, все устроил сам, совсем сам. Не исключено, что зарвался и пугнул заодно и коммендатора. С таким видом, будто выступал от имени целого воинства, ну, скажем, «Единой святой апулийской короны». Это, ясное дело, чокнутый. Но когда чокнутый гоняется за тобой персонально, это не большее удовольствие, чем когда гоняется нормальный. Даже, скорее, меньшее.
В любом случае или какие-то «они» всемогущие, или какой-то «он» чокнутый, но эти гости зачем-то посетили мою квартиру ночью. Если вошли раз, значит, так же точно запросто войдут и два. Значит, мне тут не расчет оставаться, и гораздо лучше уматывать.
Однако, все-таки, чокнутый «он» и всемогущие «они» почему-то
Что же, я вовсе не под ударом? Нет! Не верю! Под ударом! И под каким!
Доберись еще до той Румынии, прекраснодушный мечтатель.
Разумнее будет переждать. Посмотреть, как будут выглядеть газеты завтра. Если в них не будет про Браггадоччо, это очень опасный знак, это будет значить – поступил приказ начисто скрыть произошедшее. Надо мне еще пропрятаться сколько-нибудь.
Где же мне прятаться? Учитывая, что каждый вздох категорически опасен?
У Майи, в Орте.
Мы с ней вели себя так скромно, что, я надеюсь, в поле зрения преследователей Майя не попала.
Она не попала, но телефон-то мой попал!
Из квартиры позвонить не могу. А для звонка из автомата предстоит покинуть квартиру.
Из моего двора есть проход в туалет одного бара. Оттуда в сам бар – и через бар можно выйти на улицу. Есть, кстати, одна ржавая дверь в ограде двора, запертая пятьдесят лет. Помню, от хозяина квартиры при вручении ключей я услышал: «Ну, вот этот вам точно не понадобится. Но последние пятьдесят лет он на связке для жильцов. Поскольку в последнюю войну в нашем строении не было бомбоубежища, здешние люди укрывались в подвале, в соседнем доме, на параллельной, на улице Кварто-деи-Милле. Для этого проделали калитку в ограде, проходить туда прямо. Конечно, от ключа уже ничего не осталось, он проржавел, однако вот еще тут, висит на всякий случай. Как говорится, на пожарный. Хотя, конечно, господи упаси. Можете закинуть его в какой-нибудь ящик».
Ну вот он, пожарный случай.
Первым делом я вошел в бар через туалет. Меня там знают, отнеслись спокойно. Я огляделся. Утро, нет никого. Только пара пенсионеров, муж и жена, завтракают круассанами и капучино. Вряд ли эти пенсионеры – сексоты.
Заказал двойной кофе, хорошенько проснуться. Втиснулся в телефонный отсек.
Майя сразу схватила трубку, слышно было, что взвинчена, я ее перекричал прямо сразу:
– Погоди, не сходи с ума, сначала послушай. Собери что тебе надо, чтобы пробыть в Орте несколько дней, и садись в машину. За моим домом, знаешь, на улице Кварто-деи-Милле, это параллельная, должен быть въезд для транспорта приблизительно на уровне моего подъезда, не помню точно, какой номер дома. Думаю, въезд там открыт, там склад. Ты въезжай… Или не въезжай, а остановись, жди рядом. Будь там ровно через час. Если въезд будет закрыт, я буду ждать снаружи. Только не опаздывай, мне маячить там нельзя. И не спрашивай. Ничего не спрашивай. Бери скорей сумку и в машину, буду ждать. Я тебе все объясню. За тобой никто не увяжется… Я не думаю… Но на всякий случай тем не менее иногда смотри в зеркальце заднего вида. Если увидишь хвост, попытайся сбросить его. Уходи как сумеешь. На Навильи вариантов немного, поворачивать там запрещено, но при первой возможности виляй в переулки или жми через светофор на красный свет. В общем, я в тебя верю. Действуй, моя дорогая.
Майе цены бы не было в любой грабительской банде. В назначенную минуту она со свистом влетела во двор. Я вскочил в машину, подсказал Майе, куда поворачивать, чтобы быстро, чтобы срезать лишний путь и оказаться в конце проспекта Чертоза, дальше она сама, путь ей был великолепно известен: по автобану до Новары, а потом обычный выход на бесплатную дорогу в сторону Орты.
Мы не говорили
Майя, конечно, придерживалась противоположного мнения.
– Извини, – сказала она. – Я не знаю, чего или кого ты боишься, но или никому не известно про наш союз, и тогда, разумеется, мне вообще ничто не угрожает, или про наш союз всем все известно, и они сделают вывод, что я обязательно все знаю. Так что давай, выкладывай, иначе кончится плохо, потому что я не буду думать то же, что думаешь ты.
Вот бесстрашная. Мне пришлось рассказать ей все-все. В сущности, Майя была плотью плоти моей, как это определяется в Библии.
Глава XVIII
Четверг, 11 июня
Я сидел взаперти и боялся высунуть нос.
– Перестань, – говорила Майя. – Здесь тебя ну никтошеньки не знает. А те, кто нам с тобой внушает великий страх, они не знают, что ты здесь…
– Ну и что, – отвечал я. – Предосторожностей слишком много не бывает.
Майя стала обращаться со мной как с больным. Напоила успокаивающими таблетками, гладила по голове, а я сидел и сидел у окна, глядя на озеро.
В воскресенье, после приезда, на второй день, она бегала за газетами. Браггадоччо был в разделе хроники, криминальная часть: убит. Без лишних возгласов и подробностей. Убит миланский журналист, он писал репортаж, насколько удается узнать, о бизнесе проституции и, как представляется вероятным, пострадал, скорее всего, от рук какого-нибудь сутенера.
Похоже, что они отрабатывают ту самую версию, которую подбросил следствию я. Плюс, наверное, сработало и свидетельство Симеи. Было ясно, что они перестали заниматься нами, членами редакции. Полагаю, они даже не заметили, что я исчез, да и Симеи… В общем, что мы исчезли. Если они приходили в офис, то увидели, что офис закрыт и съехал. У следователя, я думаю, не было наших адресов. Тоже мне, Мегрэ без пяти минут, гений.
Да и что сказать, зачем Мегрэ мы и вся эта головная боль. Проституточный след представлялся самым простым. Да, Костанца бы мог, ясное дело, возразить, что бизнесом проституции занимался вовсе не Браггадоччо, а он, Костанца. Но, с другой стороны, он мог и поверить, что Браггадоччо каким-то боком соприкоснулся с проституточным бизнесом, а поверив, испугаться за себя самого.
Поэтому Костанца молчал и не расцеплял зубы.
А на следующий день Браггадоччо не просматривался даже и в хронике. Этих случаев на контроле у полиции слишком много. Пострадавший был заштатным репортеришкой. Round up the usual suspects, и делу конец.
В сумерках я мрачно смотрел, как мрачнеет озеро.
Остров Святого Юлия, обычно такой яркий под солнцем, высовывался из вод, точно на картине Беклина «Остров мертвых».
В общем, Майя все-таки вытащила меня «проветриться», и мы двинулись гулять на Святую гору. Я не знал ее, и десятки капелл, карабкавшихся по склону до вершины, открывали мне нутро, где волшебные группы ярко раскрашенных статуй в человеческий рост располагались под потолками, полными ангелов.
Сцены были из жития Франциска.
Но я все видел на особый манер. Нянчившая спеленутого ребенка мать казалась мне пострадавшей в каком-то массовом теракте. Торжественный конклав пап, кардиналов и капуцинов казался очередной сходкой ватиканских банкиров и заговорщиков, решивших поохотиться за мной. Красок, фресок и богоугодных терракотовых сценок имелось в изобилии, но я не думал о царствии небесном. Нет, я читал их как аллегории адских сил, злоумышлявших во мраке. И в жутких фантазиях мне являлись видения: фигуры эти сохли, плоть опадала, их ангельская плоть… Их розовые пухлые телеса на самом деле обманная видимость, облекающая голые кости… Выходили скелеты и по ночам пускались танцевать данс-макабр. А-ля Святой Бернардино на Костях.