Нулевой пациент. Книга Первая
Шрифт:
— Почему бы и нет, — сказала она. — Дайте мне несколько минут, я вас догоню.
Глава восьмая. Офелия Лоусон
11 марта, суббота
Госпиталь имени Люси Тревер
— Время смерти — пятнадцать сорок девять, — сказала Офелия, тяжело дыша.
— Расслоение аорты. Вы ничего не могли сделать, — проговорил Аркенсон, хирург-кардиолог, темный эльф. Он работал в госпитале уже двадцать лет и тяжелее прочих принял известие, что им будет руководить молодая женщина. Генри Аркенсон сменил гнев на милость, прочитав пару статей босса и поприсутствовав на «галерке» на нескольких сложных операциях. И теперь, если
Шестидесятилетнему пациенту не повезло. Расслоение аорты — штука непредсказуемая. Он умер на столе.
— Спасибо, — сказала Лоусон, выпрямляясь. Медсестра натянула простыню пациенту на лицо и начала отсоединять приборы. — Мне нужно идти.
Офелия выскользнула из операционной, сняла с себя грязный хирургический костюм в стерильном боксе, взяла чистые вещи, привела в порядок волосы и руки и решила пойти по лестнице, чтобы немного проветриться. Эмоций было слишком много, волнение перед вечерней встречей с Рамоном захлестывало, и только в операционной она смогла немного прийти в себя. День в целом был полон сюрпризов. Сначала Милена, которая внезапно начала тараторить. Потом ее истерика и вынужденное использование седативного. Потом долгий разговор с Хоулом, который доказывал, что лучше его осторожное вредительство, чем железные сапоги полицейских, которые уничтожат остатки психики девушки и навсегда загонят ее либо в комплекс выжившего, либо в кататонию. Обратно. Лоусон пила крепкий чай и просто кивала. Да, конечно, она все понимает. Но после стольких операций и такого потрясения она не может рисковать ее здоровьем. И физическим. И психологическим. Себастьян в итоге сдался. Отправился в свое царство — в психиатрию, — взяв с коллеги клятву, что она позовет его, как только Милена снова придет в себя. И ни при каких условиях не позволит Ли ее допросить без него. Пришлось согласиться.
Офелия незаметно для себя добралась до кабинета, возле которого стоял стол Марты. Ассистентка по субботам не работала, и Лоусон подумала, что надо это поменять. Когда выходит она, тогда и Левицкая. Улыбнувшись, хирург толкнула дверь в кабинет и удивленно замерла. На столе стояло два букета. Два новых букета. Тот, который дарил Рамон пару дней назад, переехал на подоконник. Два букета, две записки. Цветы разные. Белые розы с зеленью и обрезанными стеблями стояли в небольшой вазе, драпированной жемчужной парчой. К жгуту, опоясывавшему вазу, крепилась картонка с запиской. «Прости за вчерашнее, жемчужина. Твой Д.А.». Этого, конечно, стоило ожидать. Офелия перенесла букет на журнальный столик и вернулась к рабочему столу, где осталась большая корзина пионов. В них тоже была записка. В аккуратном конверте из крафтовой бумаги. Тонкое обоняние женщины уловило знакомый запах, и под ложечкой засосало, от нарастающего волнения. Предвкушения. И возбуждения. Она невольно прикоснулась к губам и протянула руку к конверту. На нем аккуратным, пожалуй, каллиграфическим почерком было указано ее имя. Внутри лежала маленькая белая бумажка с золотой гравировкой. На ней чернилами несколько строк. «Ровно в пять приедет водитель. Ауди черный, номер TWG199CY. Я буду ждать в конце пути. Р.».
Офелия наклонилась и вдохнула аромат цветов. Весенних, полных жизни и света. Невольно поднесла конверт к лицу, чтобы вдохнуть тонкий и терпкий аромат и погрузиться в пучину, из которой она вынырнула только ради работы. Работа ее лекарство и спасение. Но операция закончена. Пациент умер. Почти четыре. У нее нет времени, чтобы взять еще кого-то. Нужно сходить в душ и переодеться. Сбросить с себя больничный запах. Приготовиться к вечеру. И посмеяться над собой. Как быстро изменилось ее мнение относительно Рамона Эверетта. От презрения и ненависти к чему-то, столь отчаянно напоминающему страсть. Все перевернул танец. И поцелуй. Всего лишь танец. И поцелуй.
Она открыла шкаф, где всегда хранила два-три комплекта одежды на любой случай. Подумав, решила определиться перед выходом. Посмотрела на себя в зеркало, вздохнула и отправилась в душ, где тщательно, но быстро вымылась, подсушила волосы полотенцем и вернулась в кабинет. Закрылась изнутри. Прошло двадцать пять минут. Подкатила волна страха. А вдруг опоздает? Женщина села за стол, поставила перед собой зеркало и взяла косметичку.
— Войдите.
Дверь отворилась, пропустив главврача. Дональд Астер выглядел помятым и раздосадованным.
— Ты не брала трубку.
— Ты звонил?
— Да. Много раз. Что ты решила по поводу интернатуры?
Офелия поставила сумочку на стол. Дональд скользнул взглядом по кабинету, увидел свой букет, аккуратно стоявший на журнальном столике, заметил корзину пионов. Нахмурился было, но быстро выкинул лишние мысли из головы. Лоусон прочла по его лицу короткую и мучительную борьбу и улыбнулась, когда победил профессионализм.
— Сегодня суббота. Давай встретимся в понедельник и все обсудим.
— Мне надо предупредить Марту и назначить встречу?
— Просто поставь удобное для тебя время. Часа нам хватит?
Дональд кивнул.
— Я рад, что ты не отправила мои цветы в мусорное ведро.
Офелия рассеянно провела рукой по волосам, распрямляя локоны. Посмотрела на розы. Они так печально и тоскливо мерцали в свете ламп, что захотелось переставить, но она сдержалась. Посмотрела на шефа. Дональд будто постарел. Осунулся. Он не улыбался, волосы не уложил, и стала заметна отросшая челка, которая падал на лоб. Голубые глаза будто потускнели. Его явно что-то беспокоило, и это что-то не было связано с делами сердечными.
— Что случилось?
— Все хорошо. Просто устал после вчерашнего. Как ты смогла оперировать?
Она пожала плечами.
— Я почти не пила.
— Будь осторожна с Рамоном, — неожиданно подойдя ближе, проговорил врач. — Я видел вас вчера… прости, не следил. Просто будь осторожна. Он меняет женщин, как перчатки. И многие после него остаются…
Офелия вскинула подбородок.
— Я большая девочка. Но спасибо.
— Просто знай. Что если тебе будет больно и одиноко, я всегда тебя выслушаю. И помогу.
Она протянула ему руку, которую Астер после секундного промедления пожал, и снова улыбнулась. Его ладонь оказалась теплой и чуть шершавой, как будто он забыл использовать крем для рук. Офелия только заметила, что на нем не было халата. Джинсы, рубашка в клетку. Такой неряшливый и свободный вид. Такой необычный. Никакого лоска, никакой маски. Может, она впервые видела настоящего Дональда Астера без его вечной улыбки и сияющей, почти назойливой уверенности в себе?
— Спасибо, Дональд. Мне нужно идти.
— К нему?
Она отняла руку и посмотрела ему в глаза.
— Моя смена закончилась в 16.45. Я могу идти, доктор Астер, или у вас есть неотложное дело?
Дональд молча посторонился, пропуская ее. Офелия вышла, чувствуя, что злится. Злится на него. Но больше на себя. Потому что интуиция подсказывала: он прав. Он, черт возьми, прав. От Рамона надо держаться подальше. Она видела его в гневе, видела, как он играючи утаскивает женщин в свою постель и так же легко переключается. Слышала, что в Треверберге нет равного ему адвоката, и его находчивость, смелость, прямота и одновременно изворотливость в делах ее восхищали и пугали одновременно. Ее разум кричал: «Беги». Но, стоило Эверетту пробить ее личную зону и прикоснуться к ней, она могла думать лишь о том, что снова хочет увидеть его. Удивительную синеву внимательных глаз, его совершенные, тонкие черты лица, волосы мягкого каштанового цвета. Разглядеть ресницы и линию бровей, руки с аккуратными ногтями. Но все это меркло по сравнению с ощущением бесконечности, пропасти, которое окутывало ее, как только эмоциональный запах этого существа касался ее сенсоров.