Нулевой пациент. Книга Первая

Эльто Эра

— В голове не укладывается.

— В какой-то мере инцест стал искаженной нормой, капитан Ли. И педофилия ближе, чем кажется. Это ужасно, это ломает психику, загоняет личность в первобытный ужас и полностью стирает грань между реальностью и созданным миром. Томми провалился в пропасть между настоящим и вымышленным и нашел для себя единственный способ избавиться от боли. Умереть. То, что он сделал, я бы назвал массовым самоубийством. Не совсем точная формулировка, конечно, но пока не приходит ничего в голову. Он не мог умереть один. Обида в нем настолько разрослась и заполонила все вокруг, что единственный способ был в том, чтобы забрать с собой как можно больше жизней. Нормальных

жизней, которых у него самого никогда не было.

— То есть, ему никто это не внушил? Это его решение?

Прозрачные глаза психиатра посветлели.

— Влияние исключить нельзя.

Ли глухо зарычал, докурил сигарету и остервенело потушил ее в пепельнице.

— Я не понимаю, что делать.

— Просто делайте свою работу.

— Доктор Хоул! Наконец-то я вас нашла. — Мужчины обернулись. Перед ними стояла Ребекка, секретарша шефа Ли. Она выглядела взволнованной. — Вас ищет доктор Лоусон, она говорит, это срочно.

Хоул бросил обеспокоенный взгляд на Ли, тот кивнул. Врач пошел за девушкой, привычно отмечая, что идет она чуть более напряженно, чем хотелось бы, что линия плеч зажата, а левое плечо чуть выше, при этом девушка старается держать осанку. Волосы собраны в строгую прическу с высоким начесом, но несколько прядок выпущено. Кокетливая. Но в целом милая и светлая. Несчастливая, конечно. Да есть ли сейчас счастливые люди? Хоул думал, что докторская и аспирантура избавят его от дурацкой привычки интерпретировать людей без диалога. Но нет. Он делал это все чаще и чаще. И по возможности перепроверял свои ощущения. И, как правило, оказывался прав.

Оказавшись в приемной шефа управления, Хоул сел рядом со столом секретарши, на котором стояла новейшая печатная машинка, и взял трубку, лежащую рядом.

— Доктор Хоул у аппарата.

— Себастьян, наконец-то, — откликнулась Офелия. — Выезжайте немедленно. Милена Огневич заговорила. Зовет вас.

— Ох, черт возьми. Выезжаю.

До больницы Хоул долетел за пятнадцать минут. Ему несказанно повезло, будто кто-то проложил маршрут и убрал лишних участников дорожного движения. Бросив машину на парковке, врач влетел в холл, проскользнул в лифт, который самым непостижимым образом открылся прямо перед ним, будто кто-то прислал его за психиатром. Очутившись на третьем этаже, молодой врач позволил себе остановиться, выдохнуть, приосаниться и направиться в сторону палаты, где лежала Милена. Рядом с девушкой сидела Офелия. Доктор Лоусон даже со спины ощущалась по-другому, но у Себастьяна не было времени интерпретировать и анализировать ее состояние. Скорее всего, просто выспалась. Или решила какую-то проблему. Или влюбилась. Черт. В другой ситуации он бы посмеялся сам над собой. Но сейчас осторожно открыл дверь в палату и вошел вовнутрь.

— Вы! — воскликнула девушка неожиданно звонким голоском. — Я вас ждала. Вы мне снились! Вы приходили ко мне, сидели рядом со мной, выводили меня из тьмы. Вы меня спасли и теперь я должна выйти за вас замуж. Вы такой красивый. Как из сказки.

Хоул почувствовал на себе изумленный взгляд доктора Лоусон, но не стал разрывать зрительный контакт с девочкой. Ее поведение психологично. Логично. Определено. В той или иной мере он к подобному привык.

— Милена, меня зовут доктор Себастьян Хоул. Я психиатр. И я твой врач вместе с этой красивой женщиной.

Огневич бросила на Офелию ревнивый взгляд, но тут же улыбнулась.

— Она тут главная, — с гордостью сказала девочка.

— О чем ты подумала, когда проснулась?

— Почему шторы зеленые, а не розовые?

Хоул посмотрел на окно. Лично ему мягкий салатовый цвет нравился.

— А потом?

— А потом пришла доктор Лоусон.

И больше я ни о чем не думала.

Себастьян опустился на стул рядом с кроватью и внимательно посмотрел девушке в лицо. Амнезия? Защита? Насколько он имел право сейчас разрушить ее спокойствие? Ли дал ему два часа. Полиции нужны показания, и в своей фанатичной вере, что пара слов запуганной девочки поможет им достучаться до сути, они забывают о психологическом здоровье. Уж лучше управляемый кризис, спровоцированный врачом, чем катастрофа.

— А что было перед тем, как ты заснула?

Девочка нахмурилась. Лоусон наградила Хоула еще одним удивленным взглядом. Они сидели друг напротив друга с двух сторон от койки, и незаметно обмениваться эмоциями стало проще. Себастьян ответил ей сдержанной улыбкой, мол, все под контролем.

— Наверное, книжку читала. А почему я в больнице? Лили обидится, мы собирались пойти на вечеринку.

— Лили?

— Это моя подруга. Самая лучшая подруга. Мы учимся вместе в школе. Выпускной класс! Скоро праздник, а осенью я поступлю в медицинский. Я буду самой лучшей медсестрой. А может и врачом. Вы будете меня учить?

— Милена, расскажи мне про Лили.

Девочка недовольно нахмурилась. Доктор не ответил на провокацию.

— Она крутая. Поет в группе. Танцует. На танцах мы и познакомились. А потом меня перевели в ее школу. И стали настоящими подругами. Я должна ей позвонить. Доктор Лоусон, вы позволите?

Себастьян видел, как напряглась Офелия. Ее лицо не изменилось, даже поза осталась та же. Но вот это внутреннее напряжение человека, который знает правду, перепутать нельзя было ни с чем. Она не просто знала правду. Лилиана Смиттор умерла у нее на руках. В школе.

— А что делаешь ты?

— Я хочу стать топ-моделью. У меня уже есть фотосессии для нескольких модельеров Треверберга. Меня высоко оценивают. А… а почему я в больнице? Я не помню, как сюда попала.

Ее пульс подскочил. Хоул протянул руку и коснулся ее ладони, лежавшей поверх простыни. Пуля в позвоночнике не оставляла шансов. Ходить девочка не будет. Но карьеру фотомодели сможет продолжить. Если сломает стереотип. Если заставит всех поверить, что инвалидность — это не конец жизни. Если сможет сделать из себя икону для всех людей с ограниченными возможностями. Слишком смело для конца шестидесятых. Но чудеса случаются.

— Милена, ты помнишь Томми Уилсона?

Лицо девочки озарилось улыбкой. А потом на щеках выступила краска.

— Он мой друг.

— Друг?

— Ну ладно, больше, чем друг. Он был моим первым… ну вы понимаете. Мы решили попробовать. Чтобы не оказаться… Ой, я не могу об этом говорить. С вами.

— Мне позвать врача-женщину?

— Нет! — воскликнула девочка и потянулась к нему, но ошеломленно замерла. — Что это? Я… — она положила ладонь на бедро. — Я не чувствую!… — девочка ударила по ноге, на ее глазах выступили слезы, она закричала. Забилась на постели. Пульс и давление подскочили, приборы заорали. Офелия среагировала мгновенно, вставив в капельницу шприц и влив успокоительное. Немного. Через тридцать секунд девочка замерла. Закрыла глаза и откинулась на подушки. Стало тихо.

— Я не закончил, — сухо сказал Хоул.

— Закончите потом. Ей надо поспать, а ее родителям наконец побыть рядом.

Психиатр смерил хирурга злобным взглядом, но быстро остыл. В конечном счете после нескольких сложнейших операций сердце девочки может не выдержать. Если за психику Себастьян был спокоен хотя бы потому, что лучше него в Треверберге специалистов не было. То тело — не его вотчина.

— Простите, — сказал он Офелии и слабо улыбнулся. — Обсудим дела за обедом?

Лоусон кивнула.