Нулевой след
Шрифт:
— Не можете?
— Я выпала из цепочки. Их стало гораздо труднее найти с тех пор, потому что я помогла Клэмми купить его джинсы в Мельбурне.
— Но вы же можете рассказать мне то, что знаете. — Холлис увидела что Джордж занимался разборкой хромированных постаментов манекенов, подготавливая стенд к закрытию.
— Вы когда-нибудь были моделью?
— Нет, — ответила Холлис.
— А я была, — сказала Меридит, — два года. У меня был клиент, который любил брать меня на показы. Такой клиент — это ключ ко всему. Нью-Йорк, Лос-Анджелес, вся западная Европа, потом домой, в Австралию, там снова работать, обратно в Нью-Йорк, в Париж. Кочевая жизнь без остановок. Джордж может добавить что-нибудь он тогда начал работать в группе. Так можно жить пока тебе семнадцать, даже если у тебя нет денег. Почти в буквальном
— Модельный бизнес?
— Модный. Люди, которых я встречала, с которыми я все это пережила, за исключением некоторых девочек, были стилистами, они придавали утонченность снимкам крошечными штрихами, расставляли все на свои места, доставали реквизит в том числе и антикварный. Некоторые из них закончили очень хорошие школы искусств, и все это было глубоко заложено в них. Они не хотели бы работать по правилам, и это на самом деле особенность этой системы. Не так уж много людей способны так работать. Это были выпускники с блестящими навыками стилистов. И школа сделала их мастерами системного анализа своего рода. Они очень хорошо понимали как на самом деле работает вся индустрия, и что в действительности является продуктом, который они постоянно производили, не особенно заботясь о том, что они делают. И я слушала их. И все они были тряпичниками.
Холлис кивнула, вспомнив разъяснения Памелы относительно терминологии.
Они постоянно что-нибудь искали. Ценности в мусоре. Это уникальная особенность отделять одно от другого. Взгляд, извлекающий тонкости и детали. И конечно же знание где все это продать. Я училась этому, смотрела, слушала. Я очень это люблю. При этом я изнашивала в хлам кроссовки, потому что все время ходила.
— Здесь?
— Везде. Очень много в Милане. Рассеянно слушая лекции стилистов о фундаментальной нефункциональности модной индустрии. То, через что прошли я и мои друзья в модельном бизнесе были лишь отражением чего-то обширного и гигантского. Каждый ждал свой опаздывающий чек. Весь этот бизнес раскачивается как тележка в супермаркете, у которой отпало одно колесо. Вы сможете катить ее, только если будете давить на нее определенным образом и толкать ее, но как только вы остановитесь, она опрокинется. От сезона к сезону, от показа к показу, вы должны толкать двигаться, толкать тележку.
Это напомнило Холлис тур их группы, хотя и не так драматично. Она сделала глоток несладкого Американо, который уже остыл, и продолжила слушать.
Моя бабушка умерла, я была ее единственной внучкой. Она оставила мне немного денег. Мой агент, уволился из агентства и ушел из бизнеса совсем. Я поступила в Кордвайнерс Колледж, Лондонский Колледж Моды, аксессуаров и обуви. Занялась разработкой. Это была обувь для бега.
— Сникерсы?
— Такие, как я носила всегда, когда много ходила. Самые уродливые из них были идеальны для ходьбы, самые красивые от нее разваливались. Стилисты должны были заметить их, потому что на снимках я всегда была в них. Мы говорили о том, как этот бизнес работает. Заводы в Китае и Вьетнаме. Огромные компании. Я мечтала о модели, которая не будет такой уродливой и не будет разваливатьсяот ходьбы. Я была очарована модой, — она печально улыбнулась. — Я начала рисовать наброски. Сначала очень плохие. Я приняла решение что я должна разобраться в обувном деле, в его истории, как работает этот бизнес, прежде чем двигаться дальше. Это было скорее неосознанное решение. Так я подала документы в Кордвайнерс, меня приняли и я переехала в Лондон. И там я перестала ходить. В Лондоне. Возможно я была влюблена в тот факт, что я просыпаюсь каждое утро в одном и том же городе и у меня была миссия — таинственные кроссовки, которые я пока так и не смогла представить себе.
— И
— Два сезона. Мы не можем выбиться из системы. Но это было уже после окончания колледжа. Я и сейчас могу сделать пару великолепную пару обуви собственными руками, хотя отделка возможно не прошла бы проверку у моих учителей. Но они учили нас всему. Исчерпывающе.
— Сникерсы?
Не только литье и вулканизация, но и крой и пошив верха. Мы использовали лосиную кожу. Очень тонкую и эластичную. Восхитительную. — Она посмотрела вниз, на антикражные кабели в своей руке. — Во время второго года обучения в познакомилась с парнем, Дэнни. Американец. Из Чикаго. Он не учился в Кордвайнерс, но знал всех моих друзей там. Скейтер. Но не из тех, что заморочены на скейтбординге вхлам и только и делают что катают целыми днями. Предприниматель своего рода, но ничего отталкивающего. Делал фильмы для каких-то американских компаний. Мы жили с ним. Снимали квартиру. У него был Хаундс, — Меридит подняла взгляд от кабелей, — еще до того как Хаундс появился.
— Да?
— У него была куртка, очень похожая на твою, но пошитая из специального сорта холста, неотбеленного, с плоскими латунными пуговицами. Она постоянно требовала хорошей стирки. Выглядела совершенно просто, но это была одна из тех вещей, желание обладать которой появляется немедленно, а поскольку это невозможно, то начинаешь спрашивать название брэнда имя дизайнера. Он смеялся в таких случаях над спрашивающими. Говорил им что нет никакого имени. Говорил им что «это твою мать обычная вещь, никакая не мода». А куртку сшил его друг из Чикаго.
— Чикаго?
— Чикаго. Он был из оттуда.
— Его друг дизайнер?
— Он никогда ее так не называл.
— Ее?
— Он не называл ее имени вообще. Он не хотел называть мне ее имя. Никогда. — Она смотрела прямо в глаза Холлис. — Я не думаю что это была его девушка. Я поняла что она старше его. И как он сказал она вовсе не была дизайнером, это было ее хобби. Он говорил что она занимается этим просто потому что ей это нравится. Она делала очень хорошие вещи. Очень. И это самое главное, потому что я поняла что я на правильном пути с моими кроссовками. Что у меня есть направление движения.
— Что это за путь?
— Делать вещи, которые не привязаны к настоящему моменту. Вообще ни к какому моменту не привязаны, ни ретро, ни что-либо еще.
— А что случилось с твоей обувью? — спросила Холлис.
— Случился бизнес. Обычный бизнес. Мы не смогли реализовать нашу новую бизнес модель. Наши ресурсы не были достаточны чтобы пройти сквозь рутину дисфункции. Мы прогорели и обанкротились. Возможно где-нибудь в Сиэттле есть склад полный коробок с моделью нашего последнего сезона. Если я смогу его найти, я выкуплю его весь и продам через Ибэй, и это принесет больше денег, чем мы выручали от традиционных продаж нашей линейки.
Джордж держал открытой потрепанную сумку Галери Лафайет и Мере затолкала туда пучок кабелей.
— Можно я приглашу вас на ужин? — спросила Холлис.
— Где ты остановилась? — спросил ее Джордж
— Сен Жермен. Около метро Одеон.
— Я знаю где это, — сказал Джордж. — Я закажу столик на восемь часов.
— Меридит?
Меридит посмотрела на Холлис. Затем кивнула.
— На четверых пожалуйста, — сказала Холлис.
Предчувствие
Милгрим сидел за столиком заполненного народом кафе во дворе. На коленях у него лежала камера, на которой он просматривал поочередно четыре сделанных им снимка Фолея.
Два снимка были сделаны сзади и их можно было использовать если бы потребовалось послать кого-нибудь следовать за ним. Профильный в четверть, на фоне разноцветных бликов восьмидесятых годов был наименее полезным. Это мог быть кто угодно. Неужели в восьмидесятых женщины и впрямь носили такую яркую одежду?
По настоящему хорошим получился один снимок, который он сделал вслепую, когда проходил мимо него за крашеной хной немецкой девушкой. Девушка загородила ему обзор, не позволив подойти слишком близко. Он почувствовал запах ее духов, что-то демонстративно неорганическое. Возможно так пахнет хладнокровно сконцентрированный покой. — Извините, — сказал Милгрим, отступая назад, держа в руках свою маленькую камеру, пытаясь разглядеть удалось ли ему захватить Фолея, который уже теперь снова исчез.