Нулевые. Затишье перед катастрофой
Шрифт:
– А я вот что думаю, – начала Ольга. – Усиление красно-коричневых, закручивание гаек во внутренней политике – это всё глубинное усилие русского народа направленное на самосохранение.
– И в итоге этого самосохранения страна окончательно лопнет, – сказала Настя.
– Согласен, – сказал Власов.
– Послушайте, вот сейчас постсоветский человек находиться у края пропасти. В конце восьмидесятых это тоже было, и тогда тоже был всплеск радикальных патриотов. С одним лишь исключением в том, что у страны была альтернативная идеология. Были демократы и альтернатива советскому укладу в виде рынка. Сейчас у нас нет ничего кроме прогнившей вертикали, которую
– А она хорошо соображает, – думал Власов.
Тем временем Национальный Лидер уже начал говорить, но они не обращали внимания на его слова.
– Национальным государством европейского образца, – сказала Настя.
– Знакомая фраза, – Ольга задумалась. – Вы знаете, Настя, сначала вы показались мне обычной дорогой девочкой, но теперь я вижу, что вы хорошо ориентируйтесь в терминах и знаете тему.
– Да что вы себе позволяете! – Анастасия злобно взглянула на Ольгу.
– Извините меня. Я не хотела вас обидеть. Вы мне сильно напоминаете одного моего друга художника. В спорах с ним я выработала теорию, которая заключается в том, что если бы смена власти состоялась, то Россия бы постепенно развалилась на четыре части согласно другой известной теории о четырех Россиях. Большие города, средние промышленные города, маленькие города и село, ну и наши национальные республики. Новая демократическая власть, скорее всего, имела бы поддержку в первой России больших городов, а если ещё конкретней, то в Питере и Москве. Остальные России в идеологическом и мировоззренческом смысле были бы глубоко отчуждены от первой России, что и вызвало бы постепенный распад. В этом смысле важно отличать постсоветского человека от русского человека.
– Какое отношение это имеет к тому, что ты говоришь? – поинтересовалась Настя.
– Прямое. В жизни постсоветского человека государство является первичной ценностью. А для русского человека первичной ценностью является плохо очерченное понятие личной свободы. В этом смысле постсоветский человек как раз и защищает это государства от развала из последних сил. А теперь, пожалуйста, подумайте о том, чем для вас является развал России? Трагедией … или благом?
Палевский хотел что-то сказать, но передумал. Они сидели молча, и только речь Национального Лидера нарушала тишину. К глубокому удивлению для себя Власов не чувствовал боязни от мысли о распаде страны. Он помнил, что остро ощущал эту боязнь раньше. Теперь он чувствовал облегчение. Как будто бы с его шеи сняли тяжелую и давно надоевшую гирю.
– Государство должно защищать свои интересы, – говорил Национальны Лидер. – Мы не допустим вмешательство извне в дела нашей страны. В современном мире много угроз. Мы это знаем и готовы на них отвечать. С другой стороны мы не должны допускать нарушения закона внутри страны, но это не значит, что государство поддерживает произвол. Мы поддерживаем любые протестные акции в рамках закона и любую критику власти. Только эта критика должна быть разумной. Смешно наблюдать за тем как мнение народа высказывают люди, которые в свободное время от этого дела стоят в очереди за иностранными грантами, когда в стране есть нормальная патриотическая оппозиция.
– Пупсик, давай свалим отсюда, – Ольга ущипнула Палевского за щеку.
– Перестань. Надо досидеть до конца, – сказал Андрей.
– Мне скучно, ну, – она отвлеклась на мобильный. – Давай сходим на выставку “Похороны российской демократии”. Там так круто. Ребята привезли с кладбища огромную мраморную плиту, покрасили её в цвет российского флага. И ещё они все одеты в костюмы презервативов.
– Учитывая, что наш народ почти не знал демократию, хоронить там будет нечего, – Настя задумалась. – Послушай, а это не те ребята, которые делали акцию “Похороны денег”?
– Да, да! – Ольга оживилась. – Это они. Ой, я тоже была там. Это было нечто. Представляете, там вначале всех завели в темный зал, потом на сцену под кадры похорон генсеков и соответствующий марш вынесли огромный круглый деревянный рубль. Его облили бензином и подожгли, а потом деревяшка медленно начала подниматься на тросах. Зажегся свет, появились люди в масках Чубайса, Гайдара, Ельцина. Там был ещё кто-то четвертый, но я не запомнила кто. Они стали бросать в огонь ваучеры, старые советские рубли, облигации и прочую финансовую ерунду. Включили вентиляторы, и пепел от всего этого полетел в зрителей. Это было потрясающе!
– Хорошо. Поехали отсюда. Всё равно из года в год Национальный Лидер говорит одно и то же. Стабильность, – сказал Палевский.
– Чудненько! – Ольга обрадовалась. – Андрюша, тебя вскоре ждет большой сюрприз.
Ольга и Палевский попрощались с Власовым и Анастасией и украдкой удалились посреди речи.
– Честно говоря, я бы тоже с удовольствием сходила посмотреть на это. А она довольно необычная девушка.
– Хорошо мыслит.
Подавали горячее, и Михаил совсем не заметил, что к нему за стол подсел мужчина. Отвлекшись от еды, он посмотрел на Настю. Она оторопела. Это был Путин. За их столом сидел Путин. Только это был другой Путин. Постаревший, кривоватый с необычайно болезненным и печальным взглядом. Власов находился в состоянии шока.
– Здравствуй, Миша, – Путин поприветствовал Михаила рукопожатием.
– Как это? – Власов указал на Национального Лидера, который продолжал говорить. – А это что ещё за парень?
– Понимаете, после долгих лет труда, даже раб стареет и ему необходимо некое пространство для отдыха. Помню, катался разок на лыжах с Бушем и не очень хотел возвращаться обратно. Там Чечня эта, надо было бюджет принимать, да ещё Герхард звал к себе в страну моей молодости. А мне тогда Борис Абрамович подарил книжку Пелевина “Generation P”. И вот там был момент такой, где политиков на компьютере моделировали. Я когда прочитал это, сразу же понял, как поступать.
Власов был поражен. Он вспомнил старое предвыборное видео, где показывали премьерский быть Путина. Тогда этот немного застенчивый и умный человек вызвал симпатию у Михаила, несмотря на всякие слухи, которые про него ходили. Он вспомнил его выражение лица. И глаза … Власов посмотрел на Национального Лидера и понял, что у него были совсем другие глаза. Не такие глаза как у Путина. Это были раскосые глаза бурята. Да. Это был бурят. А Путин, который сидел рядом с ним был настоящим.
– А все говорят ботокс, ботокс, а я всегда интуитивно чувствовал, что это двойник, – думал Власов.
– Стоп. Как же так? Березовский вам книгу подарил? Он же там это … подавился полонием.
– Ох, нет, – Путин стал ещё грустнее. – Бедный Борис не смог вовремя остановиться. Я всегда говорил ему, что нужно уметь вовремя останавливаться. А он был игроком, понимаете, слишком сильно ассоциировал себя с деньгами.
– Значит, он действительно повесился? – удивленно спросил Власов.
– Конечно. Как ты вообще мог подумать, что я способен на такое?
Власову показалось странным, что Путин не разозлился, а вошел в ещё большую меланхолию. Настя сидела с открытым от удивления ртом.