Нулевые. Затишье перед катастрофой
Шрифт:
– Он мне нос сломал. И зуб выбил, Миша, – говорил Князев.
– Пошли отсюда. Нахрена вообще лезть? Он больше тебя раза в два и видимо умеет драться. Давай, – Власов вывел его из офиса.
Михаил сопроводил Анатолия к парковке. Он хотел вызвать скорую, но Анатолий отказаться.
– Прости меня, ладно. Что пришел к тебе бухой тогда. Я, короче, решил с семьей уехать в Канаду насовсем. Там буду лекции читать в институте их, – Князев вдруг посмотрел на небо, из его носа текла кровь. – Сами всё и проебали! Всё похерили. А ведь если бы Господин Президент кинул этого гэбиста.
– Ну вот. И он тоже трактор завёл, – думал Власов.
Власову стало жаль Князева. Они попрощались. Видимо навсегда. Он сел в свою машину и уехал, а Власов вернулся в кабинет Палевского.
– Извините за всё это. Присаживайтесь, – они пожали руки.
– Ничего. В чем дело?
– Да, вот. Хотел разделить с вами нашу победу. Протестное движение прекратило своё существование.
– Вполне ожидаемо, – сухо промолвил Власов.
– В пятницу у главного на даче накрывают стол. Он лично хотел поблагодарить каждого из нас. Советую вам обзавестись спутницей, приходить в одиночку будет дурным тоном. Могу посоветовать хорошее агентство эскорт услуг.
Власов заволновался.
– Не, спасибо. У меня есть с кем идти. Значит, там будет сам Национальный Лидер?
– Да.
– Никогда не видел его живьем. Это точно будет настоящий? – тихо сказал Власов.
– Это будет точно он, – Палевский рассмеялся. – Знаете, когда я встречался с ним в начале второго срока, мне казалось, что я иду к злому двойнику, заточившему доброго Национального Лидера в железную маску. Учитывая то, с каких ценностных позиций он начинал свою карьеру.
– Или к злому клону. Представляете, если их там клонируют на Лубянке? А потом идет психологическая обработка под нужную линию партии, после чего белого Путина либерала-западника сменяет черный Путин консерватор и изоляционист.
Они оба рассмеялись.
– Как вы думаете, мы правильно поступаем с внутренней политикой? – вдруг спросил Власов.
– Я не хочу показаться слишком циничным и прошу у вас заранее прощение за то, что сейчас выскажу. Видите ли, наш народ ещё ребёнок. Он не понимает мира взрослых людей. И если бы по стечению обстоятельств эти белоленточники пришли бы к власти, то Россия перестала бы существовать где-то за пять лет.
– Откуда такой пессимизм?
– Наши люди не поняли бы их мира. Он слишком сложен для нашего человека.
– В каком смысле?
– Власть понимает русского человека лучше, чем оппозиция. Мышление нашего человека довольно примитивно и сродни племенному миропониманию. Он просто не выживет в сложном взрослом мире, понимаете? Белоленточники не понимают этого. Они думают, что если поменять власть, то ситуация в стране измениться к лучшему сама собой. Но простите?
– А Свиноматрица прав, – думал Власов.
– Ведь это народ формирует власть, а не власть народ, – продолжил Палевский. – Даже в нашей стране. И в конечном итоге их бы смели близкие по мировоззрению народа люди. Понимаете, русский народ полюбит либерализм и демократию в последнюю очередь. Он быстрее полюбит однополые браки, чем либерализм.
– Это всё понятно. Только власть же могла как-то способствовать взрослению народа, а вместо этого мы же всё просрали и разворовали.
– Думаю, что вы понимаете, почему этого не произошло.
– Как же. Бабла на всех не хватит, – думал Власов.
– Вы не самый тупой человек на планете, так что я не буду излагать вам пропагандистские штампы. Лучше подумайте о том, что власть охраняет народ от самого себя. Так всегда было в России. Народ оставался ребенком, а во власти сидели взрослые люди, которые этого ребенка воспитывали. Сам я согласен со всем, что делает власть. Народу нашему демократия не нужна, пусть лучше уж будет просвещенная диктатура. Взрослые люди всё решат за них. И они будут этому только рады.
Власов прогуливался по цеху заброшенного завода и вспоминал, как занимался чем-то подобным ещё с Зайцевым. В его голове промелькнула мысль о получении вида на жительство в Чехии, после чего он нашел взглядом Анастасию. Она осматривала громадный ржавый станок непонятного назначения. Крыша протекала, и Михаил то и дело натыкался на лужицы. Помимо станков на стенах с облупливающейся краской висели выцветшие советские плакаты.
– От этого местечка веет могилой.
– У тебя никогда не было ощущения, что твоя жизнь проходит зря? – тихо спросила Анастасия.
– Когда меня выперли со съемной квартиры и я жил у друга иногда, напившись в хлам, я думал об этом. Правда, когда я сменил род своей деятельности и разбогател, то перестал об этом думать.
– Ну да. Ты нашел своё счастье, – злобно промолвила она.
Анастасия взяла Михаила за руку, они стали медленно двигаться к выходу. Власов обратил внимание на плакат. На нём блёклые инженеры проектировали ракеты на фоне мнимого авангардного советского благополучия.
ЖЕЛЕЗНОЙ РУКОЙ ВОЗВОДИМ ОРУДИЯ МИРА
– А что плохого в твоей жизни, Настя? С твоими возможностями грех жаловаться. Вообще лучше бы перенесла нас на острова Сент-Китс и Невис. Там хотя бы море есть.
Она промолчала. Они вошли в тоскливое осеннее пространство промышленного постапокалиптического совка и направились в сторону лесного массива. На фоне умирающей осенней природы и заводской архитектуры Настя была особенно красива. На ней было серое пальто, джинсы и сапоги на каблуках. Её лицо было бледным и грустным, светлые волосы были заплетены в косу.
– Почему? – она рассмеялась. – В итоге я осталась с тобой. Из всех людей, с которыми я познакомилась за свою новую жизнь я осталась с самым бесчувственным из всех.
– Я знал людей и похуже. Если ты хочешь, могу познакомить тебя с каким-нибудь элитным сынком. У нас тут будет фуршет на даче у главного. Всё хотел найти повод пригласить тебя туда.
– Ты не хочешь меня понять, – она глубоко вздохнула. – Вот у тебя есть мечта? Хоть совсем маленькая.
– Свалить отсюда на всё те же острова в карибском море. Предварительно легализовав все свои финансы. Купить себе дом на берегу моря, провести интернет и целыми днями пить ром, курить марихуану и тусоваться на пляже в окружении мулаток.