Нулевые. Затишье перед катастрофой
Шрифт:
– Слушай, можно к тебе пойти. Мне буквально на денёк, – начала она.
– Да не вопрос, – согласился Власов.
Власов дал ей свою куртку, но её всё равно трясло всю дорогу. Первым делом, придя в квартиру, Аня заняла туалет. Власов всячески гнал от себя мысли о том, что она могла там делать. Хотя после того как она это сделала, она там долго убиралась. Потом она заняла уже ванну. Михаил в это время слушал по радио передачу о политике.
“К концу девяностых идеология постсоветского капитализма полностью себя исчерпала вместе с её основными идеологами, а правящая группировка выбрала новую подпорку для себя, которой стали выходцы из советских
– Чё, интересно такое слушать? – спросила Аня.
Власов не заметил как она села в кресло рядом с диваном. После ванной она выглядела куда красивее. На вид ей было лет восемнадцать, но Власов сильно в этом сомневался. У неё была смуглая кожа, атлетическое телосложение, тонкая талия и длинные ноги, но вот её грудь обладала весьма скромными размерами. Её овальное лицо с тонкими скулами было симметричным, у неё был маленький рот и ровный нос. Её каштановые волосы были сцеплены на резинку. Светло-карие глаза Ани излучали жизнелюбие, которое было присуще всему её естеству. Но синяк под глазом портил ей весь образ.
– Уютная у тебя квартирка. Как у бабушки, – нагловато сказала она.
– Это и есть квартира бабушки. Бабушки Тани. У тебя синяк откуда?
– Тебе-то какое дело? Откуда надо. Мне бы снотворное какое-нибудь.
– Этого добра у меня предостаточно.
– Можешь мне ещё денег в долг дать тысячу где-то или две. Я тебе в ларек занесу потом. Через месяц, – теперь её голос стал уже грубым.
– При первой встрече я не думал, что ты такая гопница, – Власов рассмеялся. – Чё как хмурый отпустил, так сразу нутро попёрло?
– Блин, да меня сейчас кумарить начнет и нужно быстро вёдро покупать и консервы.
– У тебя хотя бы родственники есть какие-то?
Она не ответила.
На следующий день Власов рассказал всё охранникам. Ребята были рады за него.
– Ты главное трахни её за всех нас, – говорил Ибрагим.
Аня же активно боролась с ломкой. Было видно, что для неё это не в первый раз.
– Миша, а можно ещё на денёк у тебя остаться? – спросила она, отвлекшись от опустошения желудка в ведро.
– Можно.
Денёк перерос в недельку, а неделька в две. Всё это время Власов наделся на то, что вот-вот и настанет долгожданный момент их близости, но он всё не наставал. Постепенно Власов совсем отчаялся, особенно вспоминая её Славика и его исключительную внешность. Внешность же Власова была совсем обычной. Аня спала на диване, рядом с ним стояло её красное ведро. Она почти ничего не ела и сменила спортивный костюм на старую одежду Власова. Вся её жизнедеятельность проходила между диваном и туалетом с ванной. Под конец второй недели она сильно ослабла, но потом вроде бы начала возвращаться к жизни. Как-то в один из вечеров пятницы Власов пил за столиком на кухне. К нему подсела Аня. На ней была его рубашка и его семейные трусы.
– Бухаешь? – Власов уже привык к наглому тону Ани.
– Что-то вот ты хоть провалялась неделю на диване, но еще больше отощала.
– Ниче, – она улыбнулась. – Когда я в первый раз слезала, меня бабка на месяц заперла в комнате на замок. А она жила в поселке городского типа в доме. Так что ори не ори, всё равно тебя никто не услышит.
– Пить будешь? – перебил её Власов
– Я не пью.
– А че это у тебя за бутылки были в квартире?
– Осталось от вписки.
– Значит, только колешься?
Наглость покинула ее, и она снова приняла тот виноватый вид, который делал Аню просто ангельски прекрасной в глазах Власова.
– Тогда … в тот день у нас кумары пошли, а друга нашего, который нам всё доставал посадили недавно. И нам другой знакомый достал две дозы и Слава. Мы ещё не знали, что какой был, … я укололась, … мне вроде нормально стало. А его так ломало ну и он больше чем нужно, … а потом ну … всё.
Она закрыла лицо руками и заплакала.
– Сука, какой же он был красивый! Бля, … какой он был красивый! Слава, Слава. Ааа! Сука!
Власов налил ей стакан водки.
– Попей. Легче станет.
Она посмотрела на него. Её лицо было залито слезами.
– Нет! Не буду! Не буду я! – она продолжила реветь.
Власов выпил за неё. Потом пошел смотреть телевизор. Аня плакала в одиночестве. Михаил щелкал каналы в поисках старичка с лекциями, но так и не смог его найти и в итоге довольствовался просмотром очередной передачи о политике.
“Демократы и так называемые “патриоты” люди очень разные, но в одном они, безусловно, похожи. Вся их промышленная политика зиждиться на изнасиловании, построенной на костях лагерных зеков советской инфраструктуры. Конечно, добывающая промышленность развивается у нас семимильными шагами. Ведь основная философия власти сродни бандитской среде, из которой она произрастает – “украсть и продать на Запад”. В конечном итоге под пафосные заявления об “энергетической супердержаве” Россия стала сырьевым придатком Запада. Более того. Сегодня атомизируется и впоследствии разрушается само российское общество. Можно критиковать советскую власть за многое, но тогда у народа было какое-то общее дело. Были какие-то цели. А сейчас мы как крепостные крестьяне живём. Непонятно с какой целью рождаемся. Понимаете? Нету цели. Нету. Люди не планируют, боятся будущего. Живут сиюминутными интересами от зарплаты до зарплаты. Это всё симптомы вырождения….”
Ночью пока Власов спал, Аня легла рядом с ним и обняла.
– Вот скажи мне, Миша, у тебя есть мечта? – тихо сказала она.
– Что … мечта? Я, – Власов зевнул, – Хочу, чтобы коммунизм был на всей земле.
Вдруг её просто отшвырнуло от Власова.
– Ты чё из этих? – с удивлением спросила она.
– Из каких этих?
– На митинги ещё со старпёрами ходишь?
Власов рассмеялся.
– Не. Это же фраза из фильма “Курьер”.
– У меня мать из этих. Сколько себя помню, она постоянно ходила на митинги, потом постепенно спилась от безысходности. Это она меня в глаз ударила.
– Поэтому ты не пьешь?
– Да! – она чуть разозлилась, – Поэтому не пью. Когда меня менты забрали тогда, мать меня потом забирала из обезьянника.
– Слушай, а как милиция наша отреагировала на то, что ты была под наркотой тогда?
– Да им там вообще похуй было. Блин, ну пофиг было. И ментам и врачам тем.
– А папа твой, что тебе сказал?
– Ничего. В тюрьме он.
– Интересная у неё житуха, – думал Власов.
– Мой папа раньше работал в журнале “Вестник гласности”, с Яковлевым общался. Он к ним иногда в редакцию захаживал. Но как перестройка кончилась, его журнал кончился вместе с ней. А после девяносто третьего года он вообще основал газету “Наша Советская Родина”. Функционируют только за счет пожертвований.