Нулевые. Затишье перед катастрофой
Шрифт:
Когда я впервые его увидела, я не могла подумать, что найду в нём всё, чего мне так в тебе не хватало. Наши с ним близкие отношения начались, после того как тебя посадили в тюрьму. Коля беспокоился о тебе. Сначала я не придавала ему никакого значения, но ощущала, что он испытывает ко мне влечение. Он начал ухаживать за мной и делал это так как ты никогда бы не смог. Впервые страсть в наших отношениях появилась в тот самый день, когда тебя освободили из тюрьмы. Если бы ты появился в квартире на десять минут раньше, то смог бы застать нас =). Я понимала, что не могу тебя бросить вот так после всего, что ты для меня сделал. Я решила быть с вами обоими. Он был мужчиной, Миша. Понимаешь? Я
Надеюсь, ты сможешь пережить всё это.”
– Нет. Она не могла так поступить. Он её надоумил. Этого не может быть. Нет, нет, блядь! Нет, – мучительно думал Власов.
Михаил был в бешенстве. Дальнейшие события больше напоминали один большой алкогольный отходняк. Михаил выпил бутылку коньяка, собрал свои вещи, купил билет на самолет. Его два раза вырвало: один раз в аэропорту, второй раз в самолёте. Дома Михаил осознал себя в сером и пустом пространстве, где продолжил запой. Через пару дней суть ситуации доходила до сознания Власова. В приступе ужасной головной боли он зашел к Владиславу. Михаилу нужно было выговориться, очень сильно нужно было. Владислав принял его довольно вяло.
– Хреново выглядишь, – начал он.
– Ты выглядишь не лучше.
– У меня сорвалась выставка “Трагедия Русской Души”.
– Что случилось? – поинтересовался Власов.
– Ликующая гопота ворвалась в зал, расхреначила картины, меня закидали дерьмом. Это просто немыслимый пиздец, – Владислав злился. – Я уважаемый член арт сообщества. Часто езжу в Европу с выставками и в Америке тоже бывал. Вот ты же там работаешь, да? Вы там не понимаете, как на подобную херню отреагируют журналисты там? Я уже не говорю об обычном уважении к человеку, к художнику и к творчеству.
– Я не занимаюсь молодежными движениями. Подумай вот о чем. Что бы случилось, если вся эта агрессивная ура-патриотическая молодежь окажется без присмотра государства? Всплеск националистических и леворадикальных движений. Тебе это надо?
– А если проконтролировать, чтобы такой херни не было?
– Для тебя это херня, но для многих из тех, кто должен контролировать это не херня, а наглядная демонстрация особого пути развития России. К тому же советский человек во власти, как и в России, ещё не вымер до конца, а ты же знаешь, какое отношение к современному искусству было у Хрущёва.
– Да, Мишка, рассуждаешь ты как настоящий вертикальщик. Даже тошно стало. Ты, кстати, чего зашел?
Власов детально пересказал Владиславу всю ситуацию.
– Я же тебе говорил, что тебе надо было бросать эту блядину? – вспомнил Владислав.
– Да, говорил.
– Ну и что? Сам виноват.
– Я не знаю, что мне теперь делать? Я в дерьме. Он отобрал у меня всё.
– Ох, – Владислав сделал глубокий вдох. – Ты сказал, что этого Колю выкинут с работы и поставят тебя вместо него?
– Да, – подтвердил Владислав.
– Ты понимаешь, что твоя замечательная пассия оказала тебе неоценимую услугу, показав своё истинное лицо и намеренья. И теперь она уходит от тебя к человеку, которого без двух минут исключили из вашей Партии?
– Да, – подтвердил Власов.
– Ты понимаешь, что должен бегать и прыгать от счастья, а не ходить с кислой рожей и суицидальными мыслями, – съязвил Владислав.
Михаил сильно удивился, что не смог раньше осознать то, что донёс до него Владислав.
– Вот что. Давай я подниму тебе настроение. Комсомольцы уничтожили не всю мою выставку. Вернее почти всю кроме самой мякотки. Самой крутой работы. Сейчас.
Он ушел на пару минут, потом вернулся с пачкой фотографий.
– Это такая своеобразная подборка фотографий под общим названием: “Припадение президента к трупу России”, – с улыбкой он передал фотографии Власову. – Это нечто.
Михаил медленно рассматривал фотографии. На них Владислав в образе президента в очках и с бородкой, которая придавала ему интеллигентности, ползал по ровному пространству осенней земли с погибающей травой. Небо было серным, шел моросящий дождь. Владислав подползал к бледному трупу обнаженной худощавой девушки с торчащими из разорванного живота кишками. Лицо девушки скрывали темные волосы. Рыдая, он целовал её худые ноги, потом с глубоким выражением боли и страданий на лице он припадал к её кишкам. На фото была надпись.
СМОЖЕТ ЛИ ПРЕЗИДЕНТ НА КОЛЕНЯХ ПРОСИТЬ ПРОЩЕНИЕ У УМИРАЮЩЕЙ СТРАНЫ ИЛИ ОН УМРЁТ ВМЕСТЕ С НЕЙ?
Власов расхохотался.
– Да. Не одни комсомольцы будут в восторге от этого креатива. Тут дело идет к двести восемьдесят второй статье. Экстремизьм, батенька.
– Так. Вот не надо каркать! У меня недавно товарища так выдворили из страны. Я черпал вдохновения из твоих бредовых сновидений.
– О, да.
Власов вернулся домой в приподнятом настроении, хотя был ещё зол на Петрова. Дома Власов продолжил осмыслять современную российскую культуру по средствам просмотра развлекательных передач для широких слоёв населения. Утром ему кто-то позвонил, Власов снял трубку. Его собеседник молчал.
– Что-то мне подозрительно долго не звонит Ярослава, – подумал Власов.
Разрыв с Анной повлиял на него. Это было крушение идеала. Анна больше не казалась ему волшебной и прекрасной, как и другие исключительно красивые девушки из интернета. Они все казались Власову такими же обычными как мешок с картошкой или мешок с сахаром.
Дальнейшее существование Власова было наполнено мучительным ожиданием. Сорокина всё не звонила. Деньги заканчивались. Ожидание давило на психику. К тому же Власов испытывал всепоглощающую ненависть к Петрову. Сначала ненависть охватывала его сознание всякий раз, когда Михаил думал о ситуации, но постепенно ненависть приняла форму приступов. Они появлялись внезапно и заставляли его мучительно ненавидеть. Михаилу пришлось одолжить немного денег у Владислава. Ожидание стало невыносимым, Сорокина не звонила. Власов не выдержал, он позвонил ей сам, но ответа не было. Номер был не зарегистрирован. Михаил испугался. Раньше он часто общался с ней по работе с этого номера. Михаил заметил, что Анна слала ему какие-то сообщения. Михаил не стал читать их, потому что думал, что там очередная порция язвительного стёба. Теперь Михаил серьезно испугался. Всё шло не так, как он планировал. Он боялся, что Петров мог победить. Сбросить Сорокину и отправить Михаила на самое дно российской жизни. Ожидание, ненависть и страх слипались в один большой омерзительный ком. Нужно было забыться. Власов пил. Сначала это были маленькие дозы, но потом алкоголизация достигла неимоверных масштабов. Жизнь стала тусклой, сильно болела голова. Когда нужно было осмысливать, Михаил наливал себе ещё.
Михаил проснулся от громкого шума. Он не помнил, когда последний раз мылся. Вроде бы на прошлой неделе или ещё позже. Власов заметил, что его квартира заполнилась черными тенями. Они ходили и везде рылись. Они напоминали милиционеров. Одна из теней подошла к Михаилу и что-то спросила. Михаила вырвало красной рвотой с едким запахом спирта. Рвота запачкала сапоги у тени. Тень стала громко материться, другие тени окружили Власова и начали избивать. Михаил плохо чувствовал боль, но всё же чувствовал. Последовал удар тупым предметом по голове. Власов потерял сознание.