Нулевые. Затишье перед катастрофой
Шрифт:
– Это стокгольмский синдром?
– Скорее рабский менталитет.
Тут Михаил обратил своё внимание на частично забрызганное краской фото школьного класса. Это был обычный класс советской школы, в котором сидели уже пожилые пионеры. Их лица выражали безысходность пополам с безразличием.
– Слышь, – обратился Владислав. – Пошли я тебе покажу самую свою охрененную работу.
– Она тоже загажена?
– Нет. Она не для массового потребления. Это мой шедевр.
Владислав отвел его в соседнюю комнату. Она была гораздо меньше предыдущей, но в ней
– Эта работа называется “Колесо Грозного”, – начал Владислав. – Как тебе, наверное, известно российская история имеет циклический характер.
– А почему оно так называется?
– Мы дойдём до этого. Так вот. Российская история – история циклично сменяющих друг друга тираний. Каждая ручка этого колеса символизирует определенную стадию развития тирании: начало, пик, спад и развал. Конец новой тирании знаменует начало следующей. Эту тенденцию заложил Грозный. Как именно он это сделал, я не знаю. Возможно, в создании колеса ему помогали силы планетарного ада.
– Ударился в религию?
– Можно быть неверующим в Норвегии или в Бельгии, но не в России. Ни в одной стране мира так сильно не ощущается холодное дыхание ада как в нашей. Достаточно, опять же, обратиться к истории. Скажем если взять личность Распутина. Нет. В другой раз. Вернемся к колесу. Допустим если рассматривать период Романовской тирании. С советской тиранией всё и так понятно. Романовская тирания началась после гибели Московского царства. Пиком этой тирании было правление Николая Первого. После его гибели народ, уставший от безумных запретов и рабской казармы, разуверился в легитимности тирании Романовых. И никакие дальнейшие половинчатые реформы предпринятые царизмом не могли вернуть доверия населения к власти. А что было дальше, вроде бы знают все.
– А как же Пётр?
– Пётр боролся с демонами как мог. Он смог прорубить окно в Европу, заложить Петербург. Он продлил жизнь Романовской тирании, но разрушить колесо ему не удалось.
– Как-то это всё трагично звучит.
– Понимаешь, Миша. Без Грозного не было бы и Сталина.
В помещение вошла худосочная девушка с короткими светлыми волосами и тонкими чертами лица. Власов где-то видел её худые ноги.
– Так вот где ты! – она обращалась к Владиславу. – И где же мой аванс?!
– А это – Александра, – начал Владислав. – Моя любимая натурщица. Мы с ней работаем над фильмом “Житие президента”. Это такой артхаусный стёб на тему сегодняшней России. Сейчас мы должны снимать сцену про секту свидетелей Мигалкова.
Михаил рассмеялся, а потом понял, что нужно заканчивать разговор. Он вернулся в свою квартиру в подваленном настроении. Ему нужно было отвлечься, Власов нигде не мог найти Черновик. Когда он обыскал каждый угол, он понял что те, кто ворвался к нему в квартиру, могли украсть Черновик для Петрова. Тогда Михаил заварил себе чашечку кофе и набрал Зайцева.
– Здорово! – Зайцев был пьян.
– Я разобрался с тем, кто был инициатором захвата нашего дела.
– Да, – Зайцев засмеялся. Хохот подхватил кто-то на заднем плане. – Мы тебя с этим поздравляем.
– Что-то ты какой-то весёлый слишком.
Власов пересказал Зайцеву всю ситуацию.
– Шутишь что ли? – удивлялся Зайцев.
– Они меня назначили на место Петрова.
– Ты застрелил его, а после этого они тебя повысили?
– Да, – подтвердил Власов.
Зайцев рассмеялся и в общих чертах пересказал разговор кому-то рядом с ним.
– Прогнило всё в датском королевстве. Теперь точно прогнило. Вот сидим мы тут с Ваней и водку пьем. Ты, Макарова Ваню помнишь?
– Фсбила этого? – спросил Власов. – Он тоже решил в чехи заделаться?
– Ваня – русский офицер. Таких, сука, очень мало осталось, – начал Зайцев. – Нормальный мужик, настоящий патриот и просто хороший человек. Наверное, поэтому его и разжаловали нахуй. Вот что, Миша, хуйня какая-то происходит с Россией. Может быть, я и не в теме. Но я это чувствую.
Когда Михаил наконец-то появился на работе, его встречали как героя и победителя. Он чувствовал себя особенно круто, когда сел за рабочий стол Петрова.
– Здесь всё нужно поменять, – думал он.
Михаил сидел на дорогом стуле под старину и рассматривал утонченный деревянный письменный стол с золотыми ручками. На столе стояли старинные часы с римскими цифрами и небольшая статуэтка льва. У Петрова был вкус к роскоши. Впервые в жизни Власов полностью ощутил себя пацаном. Незаметно все его чаянья и душевные переживания по поводу его концепции развития России и состояния российских регионов отошли на задний план. Постепенно они показались ему сплошным ребячеством. Он вспомнил о колесе из красного гранита.
– Пошло всё к черту! Эту страну не изменить. Своя шкура дороже, – думал Власов.
В кабинет вошла Сорокина, с ней был какой-то мужчина. Он был высоким и худощавым. Одет он был по-деловому, но в его облике присутствовала некая неряшливость. Его выражение лица было добродушным, что было большой редкостью для людей, занимающихся политикой. Его нос был великоват, а уши оттопырены. Мужчина скрывал этот ушной недостаток за пышной шевелюрой. Он подошел к сидящему за столом Власову и протянул ему руку. Сорокина приветливо помахала Власову. Михаил поприветствовал мужчину твёрдым рукопожатием.
– Здравствуйте, Михаил. Я так хотел встретиться с вами лично. Ваша работа здесь и ваш замечательный отсчёт по регионам. Я перечитывал его, наверное, раза четыре. Ой, простите, – мужчина растерялся. – Я же забыл представиться. Меня зовут Анатолий Князев.
Сорокина подошла ближе к Михаилу и отошла чуть в сторону, чтобы не загораживать собой Князева.
– Я лично хочу предложить вам…. Что вы делает…, – не договорил Князев.
Михаил почувствовал внезапное холодное прикосновение чего-то металлического к своей шее. Всё вокруг поплыло. Власова клонило в сон.