Нулевые. Затишье перед катастрофой
Шрифт:
– Нахрена это нужно? – сказал один.
– Я не знаю. Так положено, – сказал другой.
Они обменялись ещё парочкой реплик и подписали документы. Настала очередь Власова. С одной стороны он должен был подписать, а с другой стороны душа была важнее абстрактной перспективы доступа к кормушке.
– Один раз я уже продался за двадцать тысяч баксов, – думал Михаил.
– Я, конечно, понимаю, что это всё очень круто выглядит, но лучше было бы отделаться обычным протокольным вручением партбилетов, – сказал Власов.
– Подпиши, коль государству служить хочешь ты, – порекомендовал жрец.
– Всё происходящее здесь это тупой абсурд. Где я могу найти выход?
Внезапно солдатики взяли Власова под руки и выпроводили из зала. Когда они оттащили
Самого Михаила почти пинками выпроводили в пространство “России-2”. Проход туда находился не прямо за статуей, а чуть в уголке. Так чтобы он вроде бы был, но его было бы трудно заметить. Почему именно проход? Двери не было, а были только ржавые петли. Дверной проем был в стиле постапокалиптического совка: что-то гнилое времён Брежнева. Надпись “Россия – 2” была выполнена чёрным маркером на листе бумаги. Власов задумался об отсутствии двери. С одной стороны дверь могла сгнить, с другой стороны дверь могли украсть. Хотя, наверное, поток людей проживающих в “России-2” был настолько велик, что дверь просто сорвало с петель, когда толпа проходила через неё. Когда Власова выпихнули в пространство “России – 2”, он оказался на лестничной площадке обшарпанной хрущёвки. Пришел в действие механизм, который закрыл проход в зал железной стеной. Как во время ядерной войны.
Михаил остался один на один со своей наготой и мрачными декорациями российской реальности. Власов осмотрелся. В этот раз организаторы постарались. Антураж был предельно реальным. Это уже не были опричники, отдающие честь. Двери в другие квартиры были неаккуратно заделаны кирпичом, лифт был заколочен досками. Повсюду на стенах были матерные надписи и пошлые зарисовочки из жизни гопоты. Освещение было тусклым. Кое-где лампочки были выбиты. Везде реально воняло мочой, а в углах лежал засохший кал. Подходя к заваленному пакетами и дурно пахнущими гнилыми объедками мусоропроводу, Михаил заметил странный желтый пакет. Пакет выделялся среди общей цветовой гаммы. В пакете была одежда. Власов надел дырявые сзади семейные трусы, тёмно-синюю футболку, синие треники. Возникла проблема с носками. Власов не мог найти второй носок, а тот, что был у него, имел большую дырку. Михаил надел старые китайские кроссовки без носков. Было неудобно. В правом ботинке отсутствовала стелька и он натирал ногу. Власов надел черную кожаную куртку с меховым воротником. Кепку он оставил в пакете. Михаил заметил единственный потенциальный проход. Другие проходы были либо заделаны кирпичами, либо забиты досками или заделаны ржавыми железными листами. Этот проход был завален мусором и всяким хламом. Михаил разгребал мусор, пока не понял, что он сможет протиснуться. Власов поднялся по разваливающимся ступенькам и сразу обнаружил выход.
Михаил открыл кодовый замок подъезда и оказался в обычной засранной российской подворотне. Его внимание привлек спавший на лавочке бомж. Михаил не знал, был ли это настоящий бомж, или это был труженик массовки. Этот вопрос занимал его, пока он шел к ближайшей автобусной остановке. Михаил разглядывал местные пейзажи, ожидая автобуса. “Россия-2” находилась в депрессивном спальном районе. Унылая погода усугубляла общую картину. Эти мрачные панельные дома. Их ровные и математически правильные очертания чем-то напоминали тюремные камеры. Власов думал, что панельные дома были частью того большого советского концлагеря, который вот уже столько лет живет на теле России. И если в советский период эти дома были тем самым местом, где русский человек превращался в советского человека со всеми вытекающими последствиями для мышления, теперь эти дома плодили люмпен, гопоту и всеобщую безысходность.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Мёртвые души Михаила Власова.
Когда Власов вернулся в свою квартиру, он сразу набрал Сорокину.
– Поздравляю вас с инициацией, – сказала она.
– Спасибо. А кто эту херню вообще придумал? Почему нельзя было просто вручить партбилет?
– Ну, понимаете. У нас начальство Пелевина начиталось. Вот и решили вместо старых гэбэшных приёмов использовать такое вот представление по типу инициации в древние мистерии.
– Какие такие гэбэшные приемы? – поинтересовался Власов.
– Подсадить того или иного человека во властной системе на кормление. На такой своеобразный коррупционный крючок. Это когда отдельно взятому чиновнику позволяют слегка грабить, а серьёзные люди закрывают глаза на это, пока этот чиновник лоялен. Правда, сейчас мы всё больше имеем дело с таким сортом людей, которые воруют, не подчиняются и посадить их никак нельзя, потому что это сильно ударит по имиджу власти. Хотя самых отъявленных мудаков мы всё же сажаем, но это мало что меняет в нашей вертикали повальной коррупции. Так что мы заинтересованы в поиске альтернативных методов управления.
– И что, вот эта вся чушь с Партией, она реально работает?
– Да. Представляете? Верят и боятся. Вот что, Михаил, сегодня у нас совещание. Нужно готовиться к выборам.
– Я же выбрал другую дверь. Меня по идеи должны удалить из системы.
Сорокина рассмеялась.
– Нет. Что вы? Это просто такой тест на независимое мышление. Наоборот. Мы в восторге от вашего выбора.
– Работают по старой советской системе. Без увольнений. Провинившихся повышают либо переводят на должности в других областях, – думал Власов.
– Тогда я буду рад снова вернуться к работе.
Выборы. Если бы Власов не был так сильно занят проблемами в личной жизни, разборками с Петровым и глубокой депрессией на почве провалившийся концепции он бы понял, что Национальный Лидер не мог идти на третий срок. Как бы чекисты не старались оставить Национального Лидера на третий срок люди во власти, как и сам Национальный Лидер, понимали, что нужно было показать западному обкому, что в России вроде бы наступила демократия, а времена вождизма прошли. Сам Власов скептически относился к выборам. Он ещё помнил советский метод голосования. Конечно, в девяностые выборы были красочными и веселыми. Чего только стоит фигура Александра Лебедя, Макашова, Баркашова. А кампания “голосуй или проиграешь”? В нулевые вернулись к советской системе голосования. Политическая поляна была полностью зачищена. Все должны были быть за власть. Тогда сразу же возникала проблема: нужно было обеспечить советское голосование “99 процентов – за”, но и нужно было обеспечить иллюзию наличия демократии в стране.
После многих месяцев обсуждения и подготовки наконец-то был рожден план передачи власти от Национального Лидера к Господину Президенту. К тому времени власть уже представляла собой абсолютный монолит диктатуры политического класса чекистов в связке с милицией, чиновниками и бандитами. Поэтому нужно было создать иллюзию борьбы за власть. Для этого в публичное поле были вброшены фамилии предполагаемых приемников. Естественно, это делали в первую очередь, чтобы на Западе думали, что у нас есть политическая конкуренция. Само решение о приемнике сотрясало информационное пространство. В сущности это выглядело так: Сидоров и Петров вбрасывались в информационное поле как точные предполагаемые кандидаты на роль приемника, но в итоге реальным приемником становился Гармошкин, который вообще был аутсайдером и на роль приемника не рассматривался.