Нульт: 01: Тень Победы
Шрифт:
– Что ж мне с тобой делать-то, Математик… – Котов поскреб небритый подбородок. – Ладно, – решил он. – Отправлю запрос в управление. Пусть сами разбираются. Придется тебе подождать – у них там сейчас работы до хера. Все везут вашего брата и везут. Везут и везут… Есть там кто еще на воле или все уже здесь? – Котов искоса взглянул на портрет Сталина над столом.
Иосиф не ответил – вопрос был риторический.
– А пока, Математик, молись своему еврейскому богу. Скажу тебе честно, шансов выжить у тебя мало. Это ж зверье, они ваш народец люто ненавидят. Мой тебе совет: хочешь жить – подставь жопу. Все. Лицом к стене! Руки за спину! Конвой! В десятый барак его!
Про жопу Иосиф не очень понял.
Вайзман прошел медосмотр (если медосмотром можно назвать пару
Как раз заканчивалась дневная смена. Зэков построили в ряд и пересчитывали. Сейчас в это трудно поверить, но в то время многие в Союзе сидели совершенно заслуженно. Вайзман взглянул на этих, с позволения сказать, людей, с которыми ему придется жить бок о бок, и ужаснулся. Более отвратительного отребья он в жизни не видел. И как таких земля носит?
Когда Вайзман (руки сцеплены за спиной, взгляд в землю) поравнялся с шеренгой заключенных, кто-то из них воскликнул:
– Братаны, смотрите! Это же жид!
По колонне прокатился возбужденный ропот, и через мгновение каждый из них кричал ему в лицо: «Жид! Морда жидовская! Сучара пархатая! Абрашка!» Урки изливали на него тонны брани, показывали на него пальцами, словно он какой-то цирковой уродец, улюлюкали, плевали в его сторону, и каждый старался перещеголять остальных в масштабе унижения.
Жид. Жид. Жид. Это проклятое слово Вайзман ненавидел больше всего в жизни. Оно было для него олицетворением всего самого мерзкого, отвратительного и гадкого, что есть на свете. Жизнь сталкивала Иосифа со старыми евреями, всю жизнь прожившими в этой антисемитской стране и научившимися не обращать на это слово внимания. Научились не слышать, не видеть, не замечать. Научились жить так, как будто и не было этой ненависти, окружавшей всех их с рождения. Возможно, со временем он бы тоже стал таким. Тоже мог бы так – не слышать, не видеть, не думать. Но не сейчас. Сейчас это проклятое слово ранило в самое сердце, стучало в висках, не давало дышать. Вайзман смотрел на этих людей и видел только зловонные глотки. Все они слились в одну безликую черную массу.
– Может, сразу его пристрелить? – сказал один из конвоиров. – Чтоб не мучился.
Чтобы как-то успокоиться, Вайзман стал считать. Он высчитывал, по методу мэй-хуа, какая гексаграмма зашифрована в его лагерном номере. Букву в номере он превратил в число (номер позиции в алфавите) и разделил все числа на две части. Для каждой части проделал одну и ту же операцию – разделил на 8 (общее количество триграмм), отбросил остаток, снова умножил на 8 и вычел из исходного числа. В результате получалось число от 0 до 7, оно соответствовало номеру триграммы, у каждой из них был свой номер. Таким образом, Иосиф получил две триграммы и соединил их в гексаграмму. Потом Вайзман определил подвижную черту, по времени, когда он получил этот чертов номер. Число часа (предварительно надо было перевести часы на китайское время) он разделил на 6 (общее количество черт), остаток указывал на позицию изменяющейся черты. Вторая снизу. Таким образом, в его лагерном номере была зашифрована гексаграмма № 40 Освобождение, переходящая, после изменения второй черты с янской в иньскую, в гексаграмму № 16 Вольность. Название этих гексаграмм говорило само за себя. Это были очень благоприятные знаки, они обещали удачу, свободу и хорошее настроение.
40 – 16
Для полного анализа предсказания, Вайзман применил трехчастный метод. Для этого он сначала получил еще одну, промежуточную, гексаграмму – распаковал первичную, отбросив самую верхнюю и самую нижнюю черты. В № 40 скрывалась гексаграмма № 63 Уже Конец. Эта промежуточная гексаграмма являлась своего рода мостом между первичной, которая указывала на ближайшее будущее,
10
Трактовка значения гексаграмм во времени всегда сильно зависит от сути вопроса, но в данном случае это было именно так.
40 – 63 – 16
Затем Вайзман определил в первичной гексаграмме триграмму, обозначающую субъекта (по-китайски – «ти»), то есть его самого. Это всегда самая спокойная триграмма, с минимумом (или совсем без) подвижных черт, то есть верхняя Молния. Остальные пять триграмм назывались «юн» и обозначали объекты, среду, все те внешние факторы, что оказывают влияние на субъекта. Далее, главная часть – Вайзман проверил взаимоотношения юн и ти по звездам порождения и разрушения пяти элементов.
Каждой триграмме соответствует своя стихия-элемент; всего 5 – Земля, Дерево, Огонь, Металл, Вода, и все они находятся между собой в тесном взаимодействии: например, дерево порождает огонь, но разрушается металлом, и так далее. Триграмма Молния как раз относилась к стихии дерева. «Хмм», – подумал Вайзман. Все как будто в ажуре – единственная неприятность исходила от огня в промежуточной гексаграмме; дерево-ти порождало огонь-юн, а это плохо, когда внутреннее порождает внешнее. Но в целом, соотношение благоприятных и неблагоприятных факторов было 4 к 1, а значит, можно было уверенно говорить об общей благоприятности ситуации. Напоследок, хотя при таком методе гадания это было не обязательно, Вайзман припомнил афоризм ко второй подвижной черте в первичной гексаграмме: «Убьешь трех лис в поле, получишь золотую стрелу. Настойчивость принесет удачу». Трех мне явно мало, мрачно подумал Иосиф. Я бы их всех пострелял. Вайзману казалось, что Книга над ним издевается. Он, можно сказать, угодил в пасть к дьяволу, а она с каким-то безумным оптимизмом твердит про Освобождение и Вольность. Но все же несмотря на весь тот скепсис, которым он пропитался в последнее время, Иосиф стал чуть более уверен в себе. Человеку свойственно верить в хорошее.
Верховодил в этой зоне вор в законе по кличке Жора Расписной, известный в соответствующих кругах ростовский вор. Жил он (еще одно «удачное» совпадение) в том же бараке, куда вписали Иосифа. Когда Вайзмана ввели в барак, Жора Расписной спокойно попивал чифирь в компании своих ближайших шестерок. Свое погоняло Жора получил не случайно – начиная с шеи и до пяток включительно на нем не было и сантиметра чистой кожи – все в наколках. По ним знающий человек мог подробно изучить всю Жорину биографию – сколько у него ходок за плечами, сколько он зарезал ментов, сколько баб трахнул, что он думает за жизнь, ментов и советскую власть и как он нежно любит свою дорогую мамочку. Иосиф, конечно, не умел читать воровские татуировки, он вполне удовлетворился первым впечатлением: Жора был самый омерзительный тип из виденных им за этот день. Потому, видимо, он и достиг столь высокого положения в криминальной иерархии.
Иосиф сел на соломенный тюфяк. Прежнего постояльца этого роскошного отеля совсем недавно закопали в землю, на матрасе еще просматривалась вмятина от его тела. Урки выжидающе смотрели то на него, то на своего синего королька. Выражение их лиц Вайзману не понравилось.
– Вот это спасибочки, начальнички, за подарок. Я, в натуре, тронут, – нарушил молчание Жора, плотоядно осматривая Иосифа. – А то у меня на эту суку уже хер не встает, – он кивнул на какую-то мутную личность в конце барака. Если может такое быть, что от человека остается одна тень, то это был как раз такой случай. Этот несчастный единственный, кто никак не отреагировал на появление Вайзмана в бараке. Он сидел на нарах, втянув голову в плечи, словно ожидая удара, и смотрел в одну точку.