Нумизмат

Сартинов Евгений Петрович

— В голубой ванной слишком тёмная плитка, — с невольным вздохом ответил прораб. — Велено её сбить и выложить новую, более весёленького цвета.

Дружный мат, обрушившийся со всех сторон, был такой силы, что Силину показалось, что мадам Балашовой точно икнулось. Рыжеусый, а он здесь явно верховодил, лишь сплюнул себе под ноги и спросил:

— Когда?

— Сроки остались те же, — опять со вздохом признался прораб.

Людское негодование снова выплеснулось через край словесным потоком. Больше всех возмущался черноглазый парень:

— Нет,

она что, хочет, чтобы мы здесь все подохли? У меня её дом уже вот где сидит! — орал парень, тыча себя ладонью под кадык.

— Ну тогда езжай домой, чего ждёшь?! — неожиданно окоротил его рыжий бригадир. — Давай-давай! Денег на билет я тебе дам, езжай хоть завтра.

— Ага, ты, Шалим, нашёл дурака! Я уеду, а ты денежки мои себе загребёшь? — хмыкнул черноглазый, остывая.

— Не себе, а поровну всей бригаде разделю. Ты чего здесь разорался? Что, у нас выход есть? Почти год пахать, а потом бросить все и айда в Запорожье на эфесе? Она таких, как мы, миллион найдёт, только свистнет.

Черноглазый покосился на своего напарника, но рыжеусый молчал, только смолил «Приму». Наведя порядок, бригадир начал распределять обязанности:

— Значит, так. Ты, горлопан, и Димка сбиваете плитку в ванной.

Сергунчик, бросаешь чердак и идёшь в помощь Мирону, — он показал рукой на рыжеусого, — все остальные продолжают заниматься своими делами.

Нехотя, поругиваясь, народ потянулся к дому. Всего Силин насчитал вместе с бригадиром двенадцать человек. Перед уходом черноглазый вспомнил про Силина и обратился к прорабу, благодушно курившему в сторонке, пока бригадир наводил в своём войске порядок.

— Пётр Васильевич, тут к нам на работу человек просится.

Он показал рукой на Силина и скрылся внутри дома вместе с ещё более молодым худеньким пареньком, имевшим на голове скорее не волосы, а какой-то белесый пух.

Нумизмат подошёл к прорабу, тот оценивающе оглядел его и неожиданно для Михаила протянул руку. Силин несколько опешил от подобного демократизма, но пухлую ручонку прораба сжал довольно крепко, без подобострастия. Он бы очень удивился, узнав истинную причину подобного панибратства. Пётр Васильевич Паршин ещё в студентах вычитал в каком-то журнале, что греческий миллиардер Аристотель Онасис подобным образом проверял экипажи своих судов на лентяев и работяг. Заскорузлая ладонь Нумизмата с въевшимися прямо в кость мозолями произвела сильное впечатление на прораба.

— Откуда? — спросил он Силина.

— Из Москвы, — ответил Михаил, теперь уверенно доставая свой липовый паспорт. В третий раз за день пересказанная им «строительная сказка» звучала без запинки и настолько естественно, что и сам Силин на секунду поверил в неё.

— А в какой организации вы работали? — насторожился Паршин.

Силин наугад назвал одну из фирм, заполонивших своими рекламами полстолицы.

— А, это вы тот дом на Ильинке реставрировали?

— Ну да, — подтвердил Нумизмат,

пытаясь припомнить, где эта чёртова Ильинка находится.

— С Семёновым мы на параллельных потоках учились. Сейчас он глава фирмы, а я вот здесь… — Паршин не докончил фразу, лишь неопределённо махнул рукой в сторону особняка. Последний разговор с хозяйкой ещё довлел над ним. Затем он взял себя в руки и задал несколько вопросов по существу:

— Что можете делать?

— Все. От кладки до отделки. Плотницкие, столярные работы, подвесные потолки, натяжные потолки, циклёвка паркета, плитку кладу…

— А мрамор?

— Приходилось, — кивнул головой Михаил. — Установка сантехники, жестянщиком могу.

Паршин задал несколько чисто теоретических вопросов и убедился, что долговязый мужик с громадными ручищами действительно хорошо разбирается в профессии. Прораб сразу как-то поверил, что перед ним истинный мастер своего дела. В новичке не было суетливого мельтешения дилетанта, он себя не расхваливал: «Приходилось, работал, знаю», но за простотой ответов чувствовался опыт и талант.

— Эй, Шалим! Подойди-ка! — позвал прораб появившегося на крыльце бригадира. Когда тот подошёл, Паршин кивнул на Силина и сказал:

— Вот, человек просится в бригаду, может, возьмём?

Силин всю свою жизнь не любил рыжих. Очень редко среди них попадались нормальные люди, все больше упрямцы и властолюбцы.

«Не возьмёт», — сразу понял он и оказался прав. И без того некрасивое, продолговатое лицо Шалима исказилось злой гримасой, он моргнул длинными белесыми ресницами и сухо отрезал:

— Своими силами управимся.

— Смотри, брат! — покачал головой Паршин. — До сдачи осталось десять дней. Если в срок не уложимся, то ты больше меня теряешь. Я-то на окладе, это вы на сдельщине. Обдерёт вас мадам как липку.

— Справимся, не впервой, — буркнул рыжий и отошёл к грузовику, с которого уже сгружали длинные рулоны линолеума.

Паршин обернулся к Силину и огорчённо развёл руками.

— Извини, брат. Договор подписан с этими вот орлами. Мест нет. — И также отошёл к машине, командуя, куда какой линолеум нести.

«Да, похоже срывается моя затея», — подумал Нумизмат. Безнадёжность и усталость просто подкосили его. Машинально он уселся на бортик фонтана, бездумно наблюдая за суетой строителей. Вскоре его окликнул рыжеусый, пришедший за раствором с новым напарником.

— Ну шо, не взял? — спросил он.

— Нет, прораб вроде не против, да бригадир ваш развыступался. И так, говорит, справимся.

Рыжеусый, Силин вспомнил, что его звали Мироном, отчаянно замотал головой, а его напарник откровенно засмеялся и высказал своё мнение:

— Шалим делиться не хочет. Общак-то один на всех. Верно говорит Шпон, подохнем мы на этой хибаре.

— А что, работы много? — поинтересовался Силин.

— Выше горыщи, — скупо отозвался Мирон, закидывая в носилки вязкий раствор.