Нужные вещи
Шрифт:
— Я сожалею о том, что сделал, — сказал Норрис. — Теперь уже ничему не поможешь, но так или иначе, я очень сожалею.
Он хотел спрыгнуть с табурета, и вдруг новый, незнакомый голос заставил его остановиться. Голос прозвучал изнутри его существа: «Так почему же ты тогда не хочешь свою ошибку исправить, дерьмо цыплячье? Трус несчастный!».
— Я не могу, — объяснил Норрис. Сверкнула молния и тень Риджвика заплясала на стене сарая, как будто он уже оторвался от своей ненадежной подставки и болтался в воздухе. — Слишком поздно.
«Тогда хотя бы взгляни повнимательнее, ради чего ты все это натворил, — не унимался сердитый голос. — Это хоть ты можешь сделать? Взгляни. Только очень внимательно».
Вспышка молнии снова осветила сарай. Норрис посмотрел на спиннинг «базун» и издал вопль ужаса и отчаяния. Он вздрогнул, чуть не свалился с табурета и удержался лишь чудом.
Стройного изящного спиннинга «базун» больше не было. Он исчез. Вместо него у двери стояла старая паршивая бамбуковая удочка, почти палка, с привязанной к ней веревкой детской катушкой «зебко».
— Украли! — завопил Риджвик. К нему в одночасье вернулся параноидальный страх преследования, и он готов был уже мчаться на улицу на поиски вора. Он убьет всех и каждого, будь то мужчина или женщина, если только отыщет виновника.
— КТО УКРАЛ МОЙ «БАЗУН»?! — кричал Норрис, раскачиваясь на табурете.
«Ничего подобного, — с раздражением возразил голос. — Так было с самого начала. Все, что, как тебе кажется, украдено, — твое больное воображение. И заболел ты самостоятельно, по собственной воле».
— Нет! — Норрису казалось, что голову его обхватили огромные, чудовищной силы руки и теперь пальцы впивалось, пытаясь добраться до мозга. — Нет! Нет! Нет!
Но снова вспыхнула молния, и снова Норрис увидел старую грязную бамбуковую удочку на том месте, где лишь минуту назад стоял великолепный «базун». Он сам поставил его туда перед тем как забраться на табурет, чтобы в последний раз наглядеться перед смертью. Никого здесь не было, никто его спиннинг не трогал, а значит — голос прав.
«Так было с самого начала, — настаивал кто-то гневно внутри Норриса. — Вопрос лишь один: собираешься ли ты что-нибудь по этому поводу предпринять или убежишь, чтобы скрыться навсегда во мраке?».
Норрис схватился за петлю и в этот момент почувствовал, что он в сарае не один. Ему показалось, что он чувствует запах табака, одеколона «Джентльмен с юга» и аромат свежесваренного кофе. Иными словами — запахи, присущие мистеру Гонту.
То ли он потерял равновесие, то ли чьи-то злобные руки столкнули его. Одной ногой он задел табурет и, раскачавшись, отшвырнул в сторону.
Норрис Риджвик хрипло полузадушенно вскрикнул, когда петля стянулась на шее. Одной рукой он вцепился в низкую потолочную балку и подтянулся, уменьшив давление веревки. Вторая рука оттягивала веревку от шеи. Он чувствовал как лохматая пенька щекочет кожу.
«Единственное верное слово, сказанное тобой, — НЕТ», — услышал Риджвик озлобленный голос Гонта.
— Нет! — вот что правильно, проклятый жулик. Да, ты жулик, ты не расплатился со мной сполна!
Его тут не было, Норрис это знал точно, и никто его с табурета не сталкивал… и все же какая-то часть мистера Гонта присутствовала в этом сарае. И мистер Гонт был недоволен, потому что все происходило не так, как ему хотелось. Обманутые не должны видеть того, что есть на самом деле, во всяком случае до тех пор, пока это уже ничего не сможет изменить.
Норрис тянул и дергал за веревку, но она как будто была забетонирована. Рука, подтягивающая его к потолку, тряслась от напряжения. Ноги раскачивались в трех футах от пола. Больше у него не было сил держать самого себя. Странно, что он вообще успел оттянуть веревку от шеи.
Наконец Норрису удалось просунуть два пальца в узел и ослабить его. Он вытащил голову из петли как раз в тот момент, когда руку, цепляющуюся за потолочную балку, свело судорогой. Он тяжело, со всхлипом, шлепнулся на пол, прижав сведенную руку к груди. Очередная вспышка молнии раскрасила пузырьки слюны, вскипевшей на оскаленных зубах Норриса, в радужные цвета. Он потерял сознание… на какое время, не знал, но когда пришел в себя, дождь все так же стучал по крыше и молния продолжала бесноваться на истерзанном небе.
Он поднялся на ноги и побрел к тому месту, где стояла удочка. Судорога ослабевала, но руку Норрис разогнуть еще не мог. Он взял удочку в другую руку и внимательно осмотрел ее.
Бамбук, грязный, презренный бамбук. Это барахло не стоило ничего и уж тем более той цены, которую он собирался за нее заплатить.
Тщедушную грудь Норриса сжало стыдом и отчаянием, и он закричал. Закричал от стыда, отчаяния, но и от ярости. Схватив удочку, разломил ее надвое о колено. Затем так же разломил обе половинки. Прикосновение к ней казалось ему отвратительным, даже заразным. Мерзкая бактерия. Он отшвырнул обломки и они, ударившись о перевернутый табурет, упали на пол — несколько ничтожных палочек.
— Вот так! — кричал Норрис. — Вот так! ВОТ ТАК!
Затем его мысли обратились к мистеру Гонту. К мистеру Гонту с его седой шевелюрой — волосок к волоску, к его твидовому пиджаку с замшевыми налокотниками, к его хищной натянутой улыбке.
— Я тебя из-под земли достану, — прошептал Норрис Риджвик. — Не знаю, что будет потом, но я тебя достану.
Он подошел к двери сарая, распахнул ее настежь и вышел под проливной дождь. Патрульный автомобиль N2 стоял на подъездной дороге. Согнувшись чуть не пополам под порывами пронизывающего ветра, маленький тощий Норрис Риджвик побрел к машине.
— Я не знаю, кто ты такой, но я сверну тебе твою поганую, лживую, змеиную голову.
Он сел за руль и выехал задним ходом с подъездной дороги. Смешанное чувство стыда, отчаяния и гнева по-прежнему терзало его, отражаясь на лице. В конце подъездной дороги он развернулся и помчался к магазину Нужные Вещи с такой скоростью, на которую только был способен в бушевавшую грозу.
Полли Чалмерс спала. Во сне она входила в магазин Нужные Вещи, но за прилавком стоял не Лилэнд Гонт, там стояла тетя Эвви Чалмерс. Тетя Эвви была одета в свое выходное синее платье, и плечи были покрыты знакомой синей шалью с красной каймой. В крупных и неестественно ровных вставных зубах она сжимала папиросу «Герберт Терейтон».