Няка
Шрифт:
К исходу третьего года их совместной жизни микстура, которой Брусникин дал рабочее название «Буферин», была готова. Надлежало возбудить у Ульяны интерес к новинке. Испытав на себе пять препаратов, она уже не хотела пробовать что-то новое. Тогда Максим начал психологическую обработку.
– Все-таки большая грудь – это шикарно, – как бы забывшись, восхитился он, тыча пальцем в голубой экран, где Анна Семенович хватала воздух надутыми губками.
– Не понимаю, что фанат вымени делает рядом с обладательницей аккуратных
– Не поверю, что тебе никогда не хотелось иметь такие. Твой первый размер – это для педофилов.
– У меня чашка «а» и больше ей не стать, хоть ты обсмотрись на своих сисястых шлюх.
– Лулу! Ты же знаешь, как я не люблю тебя такую…
– Хватит! – Ульяна в бешенстве щелкнула по пульту. – Свободен! Можешь отправляться на поиски своего силиконового идеала хоть сейчас!
И она порывисто поднялась с кресла.
– Ты куда, маленькая? Что ты опять себе напридумывала? Да я жить без тебя не могу!
– Значит, давай без этих завиральных идей.
– Это не завиральная идея, Лулу. Это мечта многих девушек, воплощенная в реальное средство…
– Я больше ничего не собираюсь пить из твоей лаборатории. Тренируйся на мышках.
– Первый раз вижу девушку, которая добровольно отказывается от уникального шанса увеличить грудь на два размера. Заметь, без всякого силикона и вреда для здоровья.
– Это правда? – было видно, что в Кибильдит боролись недоверие и жгучее желание обзавестись пышной грудью. – И мне не придется дристать сутки напролет?
– Лулу, – опять попенял ей Брусникин. – Ну следи уже за своей речью. Не забывай о том, что ты девушка. Ну так что, завтра начинаем?..
А через неделю у Ульяны открылось кровотечение. Оно усиливалось день ото дня, и на третьи сутки она решительно сказала мужу:
– Я еду в больницу. Лучше быть живой с маленькими титьками, чем мертвой, но с большими.
– Я отвезу тебя, – Брусникин с преувеличенной заботой накинул ей на плечи теплый палантин. – Только у меня к тебе одна просьба: пожалуйста, не рассказывай врачам про наши научные эксперименты. Клянусь тебе чем хочешь: твое недомогание никак не связано с приемом «Буферина».
Ульяна провела в гинекологическом стационаре почти месяц. УЗИ брюшной полости обеспокоило врачей: у пациентки констатировали опущение обеих почек, увеличение поджелудочной железы и печени. Когда пришли данные из лаборатории, медики нахмурились еще больше: практически ни одна система ее организма не была здоровой. Гемоглобин опустился значительно ниже нормы, слизистая желудка была трачена предъязвенными эрозиями, уровень сахара указывал на начинающийся диабет, а ослабленный мышечный тонус позволял предположить развивающуюся миопатию.
Кибильдит выписали из больницы с эпикризом, напоминающим древний папирус. Консилиум светил придирчиво отобрал из списка в 30 наименований, рекомендованных узкими специалистами, шесть препаратов, с помощью которых Ульяна должна была худо-бедно поддерживать бренное тело. Однако, покинув стационар, Кибильдит изодрала рецепт в клочья.
– Мы пойдем другим путем, – сказала она сама себе. – Низы больше не хотят жить по-старому.
– Значит, сказочке конец? – Брусникин вздохнул так тяжело, что у Ульяны зажгло в груди.
Тем не менее, она нашла в себе силы твердо сказать:
– Да, я хочу развестись с тобой и вернуться в Москву.
– Вот какова цена твоей любви. Теперь ты сама понимаешь, что ее нет и никогда не было.
– Нет, я все еще тебя люблю, – чуть помедлив, отвечала Ульяна. – Но я больше не хочу клянчить твою любовь с протянутой рукой. Я обманывала себя долгие годы. Когда я лежала в больнице, у меня в голове словно все прояснилось.
– Лулу, но это же обычная госпитальная депрессия…
– У нас нет никаких перспектив, – безучастно продолжала Ульяна.
– Как это – нет перспектив? Мы разработали столько замечательных средств, теперь их пора выводить на рынок… Без твоей поддержки труд всей моей жизни пойдет коту под хвост.
– Туда ему и дорога. Из-за твоей отравы я чуть не двинула кони. Если я останусь с тобой, то подпишу смертный приговор сотням другим женщин.
– Какой приговор? Что с тобой? – Максим попытался поймать ее руки. – Наоборот, сотни… да какие сотни!.. тысячи, миллионы женщин ждут моих препаратов, как избавления! И только с ними их жизнь заиграет красками, наполнится смыслом. Став стройными, они смогут быть желанны, любимы…
– Желанны? – усмехнулась Ульяна. – Я как была отвратительна тебе, так и осталась. Любимы? Ты не любил меня, когда я весила 90. Ты не полюбил меня, когда я стала весить 50.
– Признаю, я был сдержан… скрывал всю глубину своих чувств… наверно, я слишком одержим наукой…
– Ты одержим страстью к баблу! – вскричала Ульяна. – Ради которого готов на все! Или почти на все!
– Кто бы говорил! – вспылил и Брусникин. – Ты, зажравшаяся дочка спекулянта, которая уже в 15 лет бессовестно покупала мужиков! Вспомни свое бесстыдное поведение в санатории!
– Ах вот как? – слегка оторопела Ульяна. – Здорово, что ты не против развода. Я сейчас же уезжаю.
И она развернулась по направлению к двери. Но тут же оказалась на диване лежащей лицом вниз. Брусникин, навалившись на нее сзади, шипел:
– Ты останешься здесь… поняла, сучка?… уйдешь, когда я разрешу… когда не будешь мне нужна… ну? Всосала?
Ульяна слушала это, замерев от страха. Таким она не видела Брусникина ни разу за шесть лет знакомства. Это было шипение очень опасного хищника, почуявшего угрозу и готовящегося в любой момент перейти к нападению.