Няка
Шрифт:
– Ну, что ты там настряпала? Слышала, ты делаешь первые робкие шаги в кулинарии. Давай, порадуй бабушку Зиновью…
Таня с максимумом любезности протянула ей блюдце с печеньем.
– Недурно, недурно. Для дебютантки, – изрекла Зинка, брезгливо надкусив коричневую звездочку. – Правда, глазурь отдает плиткой «Пальма», а в тесте вязнут зубы.
– Да? – простодушно выпалил Филатов. – А мы уже кило умяли.
– И хотели бы добавки, – поддержала его Корикова.
– Пьяная матросня тоже с большим удовольствием глушит спирт. Скажи ей, что существуют
– Это я, – подал голос Ростунов. – Когда мы стали думать, какое у тебя любимое блюдо, все почему-то зациклились на мартини. И только я один вспомнил…
– …но моего поцелуя ты все равно не получишь, – прервала его Рыкова. – А кто догадался купить мой любимый багет? Ты, Алиш?
– Я, – пробасил Филатов. – Впомнил, что ты любишь булки со сгущенкой трескать. И запивать этим своим пойлом.
– Кто бы мог подумать, что наши мальчики такие внимательные и чуткие, – Замазкина не стала ждать, пока Зинка окоротит ее мужа и поспешила сказать что-то нейтрально-доброе.
– Действительно, – поддержала ее Корикова. – Я тоже была приятно удивлена.
– Я считаю, что мужчина для того и создан, чтобы предугадывать желания девушки и выполнять их, – пропищала Колчина. – Он сам должен догадываться, что девушке нужна шубка, колечко, сапожки. Чтобы девушка выглядела не хуже, чем другие.
– Мне, например, шубка ни к чему, – сказала Корикова. – Захочу – заработаю на нее сама. Щедрость – да, важна. Но не материальная, а, скорее, душевная. Открытость, искренность…
И она задумалась о чем-то своем.
– Да-да, искренность трат, открытость кошелька… – поддержала подругу Рыкова. – А я, знаете ли, с недавних пор стала большой эстеткой. Возлюбила физические кондиции. Раньше верила во все эту популистику про то, что мужчина должен быть чуть красивее обезьяны. А сейчас поняла, что плюгаш по определению не может быть носителем настоящих мужских качеств!
– А Наполеон? А Александр Македонский? А Пушкин? – не сдержалась Замазкина.
– Рыкова, ты как всегда, сморозила глупость, – снисходительно заметил невысокий Ростунов. – Мне вот Гугунин про одного чувака из ФСБ рассказывал. Вот это настоящий мужик. Вообще ничего не боится. Его бросают на самые опасные и сложные задания. И он не провалил еще ни одного.
– Не надо нам пересказывать мифы древней Греции, – перебила его Рыкова. – Я не приветствую героизацию персонажей, чьи подвиги оплачиваются из кармана налогоплательщиков.
– Дура, – не сдержался Леша. – Это и есть самый настоящий герой. Герой нашего времени, если хочешь. Благодаря ему был пресечен наркотрафик в…
– Баста! – зевнула Рыкова. – Сегодня не день работников полиции, и нет никакой нужды петь им дифирамбы.
– Гугунин рассказывал, что на вид это самый настоящий, как ты сказала, плюгаш, – продолжал Ростунов. – Ростом не Валуев. Мускулатурой не Шварц. Лицом не Брэд Питт. Мало того, у него голос, как у какого-нибудь кастрата!
– Козловский сейчас в гробу перевернулся, а Басков икнул. Надо же придумать, как назвать тенор! – опять перебила его Рыкова.
– Вот именно, что это не тенор! А аномально высокий мужской голос. Петька в осадок выпал, когда этот подполковник рот открыл!
– Подполковник? – заинтересовалась Колчина. – Хорошенький? Женат?
– Юляш, ну тебе-то какая разница? – через силу улыбнулся Леша и приобнял невесту. – Кстати, что ты там говорила про сапожки?..
Когда все закончили чаевничать и разошлись по делам, Рыкова подмигнула Колчиной:
– Ну как? Соблюдаешь предписанный график покрытий? Выполняешь рекомендации ученых в полном объеме?
Пухлые щечки Юли заалели, губки бантиком дрогнули.
– Методика аспиранта Сергея показалась мне донельзя аморальной. Он… – и Колчина замолчала, подыскивая более-менее приличные слова. – В общем, у него потребительское отношение к женщине. Я хотела сказать – к девушке.
– Понятно, – ядовито отвечала Зинка. – Ты-то надеялась забеременеть от декламации мадригалов и пения серенад, а ученые предложили тебе немножко поработать…
– Но аспирант Сергей предлагал вещи, от которых никак нельзя забеременеть! Он…
– Если никак не наберешься смелости сказать, хотя бы напиши на бумажке.
Колчина вновь вспыхнула и быстро черкнула несколько букв.
– Во-первых, дитя мое, в последующей любовной переписке пиши это слово без мягкого знака, – покровительственно изрекла Зинка. – Во-вторых, всему цивилизованному миру известно, что именно таким образом у Бориса Беккера появилась очаровательная шоколадная лялечка. Ты, похоже, не в курсе самых элементарных вещей.
В этот момент Зине пришла СМС-ка. Прочитав ее, она нахмурилась:
– Это еще что за выходки? Игорь Павлович жалуется, что ты вчера отказалась выполнять его предписания.
– Игорь Павлович? Но он же старый! – принялась оправдываться Колчина. – Какие гены он может передать моей лялечке?
– Старый?! Ты называешь старым одного из лучших сотрудников Центра осеменения? На прием к которому пишутся за полгода? Ну знаешь!.. – Рыкова изобразила праведный гнев. – Да я в ногах валялась у профессора Курилко-Рюмина, чтобы он позволил Игорю Павловичу отложить докторскую и сорваться к тебе на помощь! А ты…
– Что же делать? – захныкала Колчина.
– Принять Игоря Павловича сегодня же, прочувствованно извиниться и всячески загладить свою вину!
– Я все сделаю… все заглажу…
На кухню вбежала Замазкина:
– Зин, как хорошо, что ты не ушла. Отдай мне, пожалуйста, ту распечатку, что дала тебе Алина Викторовна.
– Какую еще распечатку? – Зина долго не могла вспомнить, о чем речь.
– Ну, про Лулу, которая пила няку…
– Мама мыла раму, а Лулу пила няку, – передразнила Рыкова. – Да я в тот же день отдала листки на подтирку знакомым бомжам. Милосердие для меня не пустой звук.