Няка
Шрифт:
– Еще не известно, за что этот Брусникин порешил Кибильдит и Ревягину. Скорее всего, сами были хороши, – забормотала Рыкова. – А уж по кандидатуре Стражнецкого у меня и вовсе нет претензий. От таких гадов надо избавлять планету всеми доступными способами…
Заворачивая за угол третьего дома, она все еще не верила, что обнаружит там темную машину. Но когда действительно увидела ее, на секунду остановилась. А, может, ну его, это наследство? До заката еще есть час-полтора, дорога обратно всегда быстрее, и совсем скоро она будет автостопить на Эмском шоссе. А там – уютная квартирка,
Она окинула окрестности тоскливым взглядом, переложила в карман куртки прихваченный у Славика канцелярский нож и толкнула высокую калитку. Ее взору предстал заброшенный двор и хорошо протоптанная тропинка, ведущая к старому, но крепкому еще большому дому. Озираясь, она шагнула вперед. Тишина-то какая… Давно она такой не слышала. А, точнее, никогда.
– Максик, ты здесь? – крикнула она и поразилась тому, как неуверенно прозвучал ее голос. Нет, с такими просяще-заискивающими интонациями дела на миллион не решаются. Она прокашлялась, глубоко вздохнула и заставила себя гаркнуть своим привычным голосом:
– Макс, а ну выходи, подлый трус! Это Зина пришла, молочка принесла!
Ей опять никто не ответил. Что ж, раз гора не идет к Магомету, придется ей быть порешительнее. Превозмогая страх, она двинулась ко входу в дом и запнулась о какой-то предмет.
– А что? Пойдем со мной, ты мне можешь пригодиться, – и она подняла с земли топор.
Теперь, держа в кармане ножик, в левой руке – ветку, а в правой – топор, Зинка почувствовала себя увереннее. Дверь оказалась незапертой, и она беспрепятственно вошла в темные и довольно захламленные сени. Остановилась, прислушиваясь. В доме было тихо, но вместе с тем, это была не та зловещая тишина главной колдобинской улицы, от которой хотелось бежать, сверкая пятками. Зина навострила слух на пределе своих возможностей. И вдруг различила едва уловимое, непонятно откуда доносящееся сопение.
– Я знаю, что ты здесь! – Рыковой самой понравилось, как властно, сильно прозвучал ее голос. – Не вздумай чудить. Я вооружена до зубов. Молчишь? Хорошо, считаю до трех и иду искать! Раз… два…
Тут до нее донесся сдавленный голос:
– Уф-ф… На…
– Где ты? – метнулась она к лестнице. Ей показалось, что голос зовет откуда-то с чердака.
– М-м-м… ох… Сюда!
– Ну, если окажется, что ты вздумал злоупотребить моей сердобольностью… – начала Рыкова, осторожно карабкаясь по перекладинам лестницы.
– М-м-м… так!.. уф-ф… ах ты!..
Рыкова замерла на месте. Интересно, что означают эти сдавленные восклики? Может, Брусникин пьян? Или чем-то одурманен? А вдруг это вообще ловушка? Злодей знает, что ей во всем хочется дойти до самой сути и намеренно заманивает ее странными звуками…
Достигнув верха лестницы, Зина осторожно толкнула дверь. И тотчас же зажмурила глаза.
– Вот это пассаж! – прошептала она.
По полу в яростной схватке катались два полуобнаженных блондина.
– Помоги… скрутить, – Казаринов повернул к ней раскрасневшееся лицо.
– Никакого садо-мазо в моем присутствии не будет! – отчеканила она, для устрашения поднимая топор повыше. И тотчас же опустила его, когда увидела лицо второго блондина.
– Ты… помоги… нет сил… – прошептал он.
– Миша! – ахнула Зинка. – Ты!.. Здесь!.. А ну отпустил его! – и она огрела Казаринова сосновой веткой по полуобнаженной спине, сквозящей через разорванную майку.
– Дура, – прошипел тот. – Кинь полотенце! Я его…
– Не слушай, – тяжело дыша, перебил его Бекетов. – Кинь мне…
– Сейчас, любимый, сейчас, – растерялась Зинка, осматриваясь кругом. Никаких полотенец в поле ее зрения не оказалось, и, недолго думая, она срубила с проволочной гардины топором ситцевую занавеску.
– Умница… – продолжая поединок с Казариновым, натужно улыбнулся Миша. – Не бойся… давай… вот так…
Зинка на секунду встретилась с ним взглядом и, ощутив прилив решимости, всем телом бросилась на спину Казаринова.
– Так… так… я держу его… вяжи ему руки… – подбадривал ее Бекетов, с трудом сдерживая сопротивление противника. Еще секунда, и Казаринов мощным толчком мускулистой спины разметал бы и того, и другую, как вдруг Зинка со всего размаху впилась в его плечи своими длиннющими ногтями. Кирилл взревел, ослепленный болью. В этот момент Рыкова и затянула занавеску на его запястьях.
– А ну не трепыхайся, маньяк! – она остервенело вязала узел за узлом. – Лежи смирно, я сказала! За тобой уже выехали в чудной решетчатой карете!
– А-а, суки, – орал Казаринов, пытаясь высвободиться. – Дура… дура… он тебя…
– Зизи, остановись, – Бекетов поднялся на колени. Ловко нагнувшись, он притянул к себе скомканную футболку и быстро разорвал ее на две части.
– Пора стреножить нашего резвого скакуна, – тяжело дыша, улыбнулся он.
Рыкова послушно спеленала щиколотки Казаринова.
– Пусти… я все равно… – заходился тот в истеричных воплях.
– Честно говоря, я от тебя устал, – и, скрутив из второго куска порванной футболки тампон, Бекетов ловко вставил его в рот противнику. – Что может быть лучше тишины!
– Миша, Миша, – осознав, что опасность миновала, Зинка с рыданиями бросилась ему на грудь.
– Ну, ну, успокойся, все позади, – Бекетов гладил ее по спине. – Ты подоспела вовремя. Еще минута, и он бы меня придушил.
– М-м-м, – пленник сквозь кляп силился что-то произнести.
– Не обращай внимания, – Миша поднялся с колен и помог встать Зине: – Клянусь, Зизи, он больше никогда не причинит тебе зла.
– Но… как ты здесь оказался? – неожиданно отпрянула от него Рыкова.
– М-м-м, – еще тревожнее завыл Казаринов, точно медведь, разбуженный среди зимы.
– Как оказался? – улыбнулся Миша, приглаживая растрепавшиеся волосы. – Естественно, по работе. Теперь-то ты не считаешь меня неудачником?
– Да я никогда не…
– Видишь, как приходится бороться со злоупотреблениями? – он слегка пнул носком кроссовки поверженного врага. – А ведь этот человек некогда дал клятву Гиппократа! И что же? Ради наживы он забыл обо всем. Забыл, что его назначение – не отнимать жизни, а продлевать их, делать лучше, светлее, качественнее!..