Нянька поневоле
Шрифт:
– А герой ни в кого не был влюблен…
– Ну почему же, у него было несколько приключений. – Пирс, казалось, немного развеселился.
– Но ведь это не одно и то же, правда? – сказала Кэти, вспыхнув от внезапного смущения.
– Почему вы так уверены? – Теперь его синие глаза явно смеялись, и Кэти начала терять самообладание.
– Он ни в кого не влюблялся… поэтому и счастливого конца не было.
– Это правда, но ведь так бывает и в жизни.
– Значит, вы не романтик?
– Я писатель, мисс Филдинг, и я люблю свою работу… Особенно когда никто мне не мешает ее делать.
Кэти понимала – надо уходить, но ей хотелось остаться.
Неожиданно раздался телефонный звонок. Пирс схватил трубку, и на лице его выразилось беспокойство.
А Кэти стояла и смотрела на него. Очевидно, звонили не из больницы, потому что Пирс заметно успокоился, услышав голос на другом конце провода.
– Нет, Джон, пока никаких новостей. Я недавно звонил в больницу – все без изменений.
Тут Пирс метнул на Кэти раздраженный взгляд и, прикрыв трубку рукой, бросил:
– У вас что, нет никаких дел?
Закрыв за собой дверь, она поднялась наверх – и уже в дверях детской услышала плач Поппи.
– Что случилось, детка?
На щеках девочки был болезненный румянец, и она хныкала.
– Давай-ка переоденем тебя во что-нибудь легкое и проверим подгузник.
Как только Кэти сняла с нее подгузник, Поппи сразу перестала плакать. Он был чистый, но Кэти решила его поменять.
– Тебе нравится без подгузника, да? – ласково произнесла Кэти.
И почему это с детьми сразу начинаешь сюсюкать? Конечно, лежать на солнышке с бокалом джин-тоника приятнее… но работа эта все-таки очень благодарная. И совершенно не стесняешься вот так по-дурацки разговаривать с ребенком – как будто побеждаешь все свои комплексы и просто становишься самой собой.
Тут Кэти встряхнула баночку с тальком, чтобы слегка припудрить кожу ребенка, но не рассчитала движение, и белая присыпка разлетелась во все стороны.
Поппи радостно загулила, как будто все это ее рассмешило.
– Ну-ну, давай, смейся надо мной…
– Все в порядке, мисс Филдинг? – послышался вдруг резкий голос Пирса Тироуна.
Кэти огляделась вокруг – надо же было ему застать такой беспорядок! Она сидела на полу, вокруг, как на распродаже, были разбросаны вещи – и все было посыпано тальком.
– Да, спасибо.
– Мне послышалось, что Поппи плачет.
– Ей было немного жарко, вот и все. Я как раз собиралась надеть на нее маечку из хлопка. – Она говорила, смахивая с ребенка присыпку и беря новый подгузник. Хорошо бы Пирс поскорее ушел. Но вместо этого он опустился на колени рядом с ней.
– Иди ко мне, малютка. – Он придвинул коврик для переодевания поближе к себе.
Кэти одновременно и с раздражением, и с восхищением смотрела, как Пирс с первой попытки надел на Поппи подгузник.
– Вот и все дела, – с усмешкой произнес он, сев на корточки. – У вас на носу тальк.
– Ой! – Кэти захлестнуло смущение. Но не успела она поднять руку и стереть злосчастный тальк, как вдруг Пирс сделал это за нее, и его прикосновение подействовало на Кэти, как электрический разряд.
– Вот так-то лучше. У вас очень милый носик, – тихо сказал Пирс. Теперь в его голосе не было ни намека на юмор и лицо было абсолютно серьезным.
На мгновение ей показалось, что он собирается сказать что-то еще… Что-то более значительное. Кэти облизала внезапно пересохшие губы – она не понимала, почему между ними вдруг установилась такая напряженная атмосфера.
Пирс отодвинулся от нее первым. Его красивое лицо было совершенно непроницаемым.
– Ну, давайте-ка теперь попробуем уложить эту юную особу в кроватку.
Ласково глядя на Поппи, Пирс осторожно взял девочку на руки – казалось, ей хотелось спать, и глаза у нее закрывались.
– Боже мой, только бы Джоди поправилась, – вдруг сказал Пирс, и взгляд его наполнился печалью.
У Кэти болезненно сжалось сердце.
– Я тоже на это надеюсь. Малютке нужна мама.
Пирс поднял на нее глаза и мягко улыбнулся.
– Знаете, Кэтрин Филдинг… иногда вы кажетесь очень хорошим человеком.
Кэти почувствовала, что краснеет.
– Я и есть хороший человек.
Он улыбнулся и, взглянув на Поппи, направился к двери.
– Если вам что-нибудь понадобится, то я у себя в кабинете.
После его ухода она еще долго стояла возле спящей Поппи, снова и снова возвращаясь в мыслях к тому, как он говорил с ней – и как на нее смотрел…
Тут она глубоко вздохнула. Пока Поппи не проснулась и не начала плакать, нужно пофотографировать дом. Работа должна быть сделана.
Сердце у Кэти громко стучало от волнения, когда она открывала двери вдоль коридора на втором этаже. В основном это были комнаты для гостей – красиво обставленные, но безликие.
Последней она приоткрыла дверь в комнату напротив детской и увидела спальню, явно принадлежащую Пирсу Тироуну.
Комната была обставлена строго и по-мужски. Современные полотна на стенах удачно дополняли темное дерево и преобладавший в комнате темно-синий цвет. На вешалке небрежно висел костюм Пирса, а на прикроватной тумбочке стояло несколько фотографий в золотых рамках.
Кэти с замиранием сердца достала камеру, распахнула дверь и сделала несколько снимков комнаты.
Едва она успела спрятать фотоаппарат, как раздался звонок у входа.
Кэти, убедившись, что Поппи не проснулась, заботливо укрыла ее и пошла посмотреть, кто пришел.
Пирс уже открыл ворота, и Кэти, стоя у лестницы, наблюдала за происходящим сверху.
Автоматически включились прожекторы и осветили переднюю часть дома. Вскоре у крыльца остановилась красная спортивная машина.
В дом вошла женщина лет тридцати с небольшим – высокая и привлекательная, с темными, коротко подстриженными волосами. На ней был темно-синий брючный костюм.