Няня для главы сыскной полиции
Шрифт:
Решив пройти закрытый для сьемок квартал пешком — хотя от предложений "прокачу с ветерком" отбоя не было — я отправилась в путь. Никто из пешеходов, как ни странно, не провожал меня удивленными взглядами. Вопросов «что я здесь делаю?» и «кто меня пустил на площадку?» тоже не задавали.
Все вели себя так, словно ничего необычного не происходит. И только я затравленно озиралась по сторонам, опасаясь очередного наезда.
Квартал шел за кварталом, улица за улицей, поворот за поворотом. Ноги уже в тяжелых ботинках стерла, а ничего не менялось.
По-настоящему не по себе мне стало напротив дома под номером семнадцать, где по моему внутреннему навигатору должен был жить Славик. Вместо обычной парадной, меня встретила огромная вывеска над дверью «Ресторанъ «Доминик»». Вот так, с твердым знаком и закосом под старину.
Я с трудом сглотнула застрявший в горле ком. Огляделась по сторонам. Заметила стоявшего неподалеку мальчишку с газетами и рванула к нему.
Выхватив из его рук свеженапечатанный номер, поднесла его к глазам и вчиталась в дату.
“«Русскiя Въдомости», Понедельник, 6 января, 1900 г.”
Сердце тут же застучало с бешеной скоростью. Голова закружилась, живот скрутило, а руки задрожали.
Все еще боясь отпустить последнюю надежду, я перевела взгляд на мальчишку, что, протянув руку, ждал оплаты.
— Малыш, а вы тут кино снимаете, да? — чуть слышно проблеяла я.
Складка между его бровями стала глубже.
— На голову ударенная? Какой я тебе малыш? — огрызнулся он. — Гони пятак, а то влеготку полицейских кликну.
— Не надо полицейских, — закачала я головой, возвращая ему газету. — На, возьми, нет у меня денег.
Не дожидаясь, когда он исполнит свою угрозу, я резко повернулась к нему спиной и бросилась бежать.
3.2
Если это не сон, значит я в полной заднице.
А это точно не сон. Во сне у людей не ломит мышцы от боли, а тело не сковывает свинцовая усталость. По крайней мере, я не слышала ни об одном подобном случае.
Пока я бежала, не разбирая дороги, не смотря по сторонам и боясь сбавить темп, сама не заметила, как очутилась в каком-то пустынном дворе.
Пытаясь отдышаться, я затормозила и согнулась пополам. Это и стало моей критической ошибкой.
Разгоряченное после бега тело тут же пронзило холодом и меня начало колотить. Хорошо так. Душевно. Аж зуб на зуб не попадал.
Зато затупились почти все чувства. Включая те, что отвечали за адекватное восприятие действительности. Проще говоря — мне стало плевать на тот абсурд, в который я угодила. На первое место вышел инстинкт выживания.
Вдобавок к прочим несчастьям, от голода свело желудок. Из-за жесткой диеты я уже неделю нормально не ела, а сегодняшний стресс срочно требовалось чем-нибудь зажевать.
Тут я и учуяла сквозь запах навоза и сырости, пряный аромат корицы. Где-то совсем рядом находилась кондитерская
Пошатываясь, я прошла между домами. Ориентируясь на шум, свернула за угол и очутилась в эпицентре столпотворения.
По кругу расчищенной площади были установлены похожие на избушки деревянные прилавки, буквально ломившиеся от избытка товаров: одежды, сладостей, игрушек, горячей пищи, домашней утвари. Покупатели, весело перекрикивая друг друга, торговались с продавцами. Дети катались с горки. Молодежь — на санях. Остальные окружали палатки, где шло кукольное представление и мини-спектакли.
На рынок данное место мало походило. Скорее на ярмарку. Но, по сравнению с теми, где мне случалось бывать, эта — намного масштабнее и веселее. Я бы, наверное, даже прониклась атмосферой… если бы не холод и периодически выводящий совсем не звонкие трели желудок.
Денег нет. Значит либо идти побираться, либо вспомнить нищее детдомовское детство и попробовать что-нибудь скоммуниздить.
Первый вариант долгий и сложный. К тому же я не знаю, как здесь относятся к просящим милостыню — одаривают монеткой или под белы ручки и в тюрьму. А значит…
Найдя глазами самый оживленный прилавок, где высокий бородатый мужчина в черном полушубке торговал плавающими в мутной воде яблоками, я двинулась к нему. Покрутилась, повертелась за спинами покупателей, затем дождалась, когда они отвлекут продавца своими вопросами, и сунула руку в бочку.
Схватить мягкое, моченое яблоко у меня получилось, а вот спрятать его в складках юбки — уже нет.
Мужик попался уж больно расторопный. Резко сцапал меня за локоть, вырвал добычу, бросил ее обратно в бочку, а меня толкнул.
Поскользнувшись на льду, я упала и охнула, больно ударившись коленом.
— Вот мерзавка, воровать у меня вздумала! Руки об тебя пачкать не хочу, а то бы по щам надавал. А ну подымайся, сейчас служивых кликну. Пущай сами с тобой разбираются! — он замахнулся, явно собираясь приложить меня тяжелой ладонью по голове.
Пытаясь защититься, я вытянула перед собой руки, и тут мой взгляд впервые зацепился за их внешний вид.
Куда делся мой свежий европейский маникюр за десять кусков? Что это за грязь под ногтями? И почему кожа так шелушится?
Это стало последней каплей.
Из глаз бурным потоком хлынули слезы, участилось дыхание, бросило в дрожь и в груди закололо. Знакомые симптомы. Кажется, меня второй раз в жизни накрыло панической атакой.
— Ах ты упырь! Сволота! Чего злой как вурдалак? На девочку накинулся, — бросилась на мою защиту седовласая старушка. — А ты не плачь, болезная. Голодная, небось? Айда, бабка Глаша тебя досыта накормит.
С этими словами, она помогла мне подняться. Утерла грязным передником мне лицо. Пригрозила кулаком бородатому мужику, что продолжал осыпать меня проклятиями, и повела к прилавку, рядом с которым кипел на костре огромный чан.