Няня на месяц, или я - студентка меда!
Шрифт:
— И узнали, что Аглая Викторовна, незабвенная, заменяет и ждет битый час нас вон в том зале, что на пятом этаже соседнего корпуса.
— Который мы должны были найти с помощью третьего глаза.
— А Женька в обморок во время ее обличительной речи упала.
— Аглая испугалась больше всех.
— Мы по этажам побежали.
— Подняли на уши всю больницу.
— Даже реанимация в итоге прибежала.
— А Женька сама в себя пришла, — Нина улыбается, сжимает до побелевших пальцев
Про академ.
И поезд на Алтай, а потом еще на автобусе до глухой деревни, где пустует дом Аниных родственников.
Идея уехать была ее.
— Скажу, — я обещаю.
А проводница просит всех провожающих покинуть вагон и зайти тех, кто уезжает. Поезд отходит через три минуты.
— Прости, что так, — Нина снова оглядывается, поворачивается, чтобы обнять порывисто и крепко, прошептать, глядя на слепящее солнце за моей спиной, — и спасибо за все. И нашим… извинись.
За молчание.
Почти побег без прощаний и объяснений.
— Они поймут, — я говорю твердо.
И мы цепляемся до последней минуты, за которой следует гулкость опустевшего перрона, скрывающийся за поворотом хвост состава и оглушительное непонимание.
Растерянность.
Отряд не заметил потери бойцы… ложь.
Без Нины будет по-другому…
— Ей надо время, Даша, — Алла Ильинична говорит не менее задумчиво, подбирает слова и перебирает карты, сносит две ненужные, — иногда уехать это тоже выход.
Единственный и лучший.
— Я… понимаю.
Или скоро пойму.
Мне тоже нужно время.
— И не кисни, — она смотрит строга, приказывает.
— Не кисну, — я фыркаю и с ходом решаюсь.
Кладу на изумрудное сукно.
— Действительно, не киснишь, шельма, — Алла Ильинична бормочет недовольно и выброшенного мной короля рассматривает досадливо.
— Иногда везет и в картах, и в любви? — я старательно ехидничаю.
И смеется уже она, бархатно.
Соглашается.
Тянется лениво, забирая взятку, и преф продолжается.
До закрытой пули.
Трех часов, что отбиваются напольными часами фирмы самого Беккера, напоминают о делах, и я прощаюсь, тормошу Аварию и Димкин безымянный подарок, обещаю непременно прийти еще и расписать пульку.
Ухожу до дверей квартиры.
И лежащую у порога газету, что свернута и перевязана черной лентой, рассматриваю удивленно и растерянно, читаю на автомате и привычке черный броский заголовок.
Перечитываю.
И не понимаю.
Не хочу понимать, но… рука тянется сама, поднимает «Вестник Верхненеженска», и лента ядовитой змеей соскальзывает на пол, разворачивается первая полоса газеты со скандальным заголовком на серой старой бумаге с удушливым запахом краски, что заполняет всю квартиру, заставляет задыхаться.
И к окну я бросаюсь, открываю торопливо, роняя забытого на подоконнике Оруэлла, и вываливаюсь почти наполовину.
Дышу.
Жадно, глотая, но в груди жжет, раздирает до боли и сжатого сердца, грохочет в ушах набатом.
От запаха или слов.
Черный Лис, оказывается, умеет убивать ими виртуозно, уничтожать насмешливыми фразами и риторическими вопросами под занавес бить вместо контрольного в голову.
Десять баллов по пятибалльной шкале.
Талантливый журналист.
Я сползаю на пол, и оцепенение не отпускает, давит тишиной квартиры и обрывки фраз воскрешает.
Собирает пазл из резко оборвавшегося рассказа Ани о работе Кирилла в спокойном и тихом Верхненеженске, проклятий и ненависти черной незнакомки, скупых слов самого Лаврова и встречи с Черным Лисом в «Зажигалке».
Дополняет картину об «Убийцах в белых халатах».
Заставляет встать и ноутбук открыть.
Найти.
Прочитать.
И даже видео посмотреть.
Он ведь смог, там, а я, тут, тем более.
Тоже молча, и прокушенная до крови губа не считается. Мелочь по сравнению с плевком в лицо, сожженной машиной и тоннами гадости в соцсетях.
«Халатность от халатов» — апогей острот и каламбура, в коих так легко упражняться в комментариях.
Поливать грязью, призывая все кары небесные и предлагая расстрелять, утверждать о безграмотности и непрофессионализме.
Бездействии, из-за которого Елисей Савицкий, шести лет, провел больше часа в приемном покое, и только после звонка главному врачу был поднят в реанимацию, где к нему тоже никто не подходил.
Наплевал доблестный врач Кирилл Александрович Лавров на маленького ребенка, не заинтубировал своевременно, нахамил несчастной матери, выставил из реанимации, а после напутал с препаратами, вводя зачем-то в искусственную кому.
Убил.
Нарушил все возможные и невозможные даваемые врачебные клятвы, не спас, хотя это было возможно.
Тварь.
Самое приличное и доброе в адрес замечательного доктора Кирилла Александровича Лаврова, что через полгода после грандиозного скандала на весь город и местное СМИ уволился и уехал в неизвестном направлении.
Подтвердил, раз сбежал, свою вину.
— Три года прошло… — я разглядываю дату вверху страницы.
Перевожу взгляд на черно-белую фотографию Лаврова для наглядности и знания злодея года в лицо. Красивая фотография для злодейского злодея и убийцы детей.
Морального урода, у которого все куплено и схвачено.