Няня по контракту
Шрифт:
— У меня есть мама. Она у нас молодая и очень энергичная. Но, к сожалению, у неё высокое давление, поэтому ей нужно каждый день принимать лекарства. Если бы она этого не делала, мамы у нас могло бы уже и не быть. Я уверена: Селена Исаевна никогда бы не стала давать вам препараты, которые не прописал ваш доктор, Антонина Викторовна. А вы это сделали. Ну, если б так поступил Медведь или Ромашка — можно было бы понять. Они дети. Но вы же взрослая и очень мудрая женщина, правда?
Бабуля супит брови и ковыряется яростно в вазочке с вареньем.
— Не нужно делать из меня монстра, — бурчит она под нос, но в голосе её я не чувствую ожесточения. Она понимает, что поступила нехорошо. — Ладно, я всё поняла. Добрая ты очень, девушка Аня. Только Димку почему-то не любишь.
Ну, вот. Она подобралась к главному. К тому, зачем меня сюда вытянула. Я набираю полные лёгкие воздуха, чтобы… нет, не спорить. Не оправдываться. Нужно просто поставить точку.
— Давайте мы с Димой… Дмитрием Александровичем, разберёмся сами. Кто кого любит, кто кого не любит. Это… сложно очень. К тому же, десять лет прошло. Много воды утекло. Он женился. У него дети.
— А у тебя? — вскидывает голову бабуля и разглядывает меня с жадным интересом.
— А я отличный менеджер по продажам, вынужденная работать няней. Так мы договорились с вашим внуком. Мне нужна работа. Дмитрию Александровичу — няня. От того, как я справлюсь с этой должностью, зависит многое другое.
— Квест на выносливость? — кивает головой бабуля. Грамотная. Сметливая.
— Что-то вроде того.
— Мне б на тебя сердиться нужно. За Диму. Обидела ты его знатно. Но я знаю: если б не ты, уже б заперли меня снова на сорока квадратных метрах без права переписки. От тоски там подохнуть можно. Да я б и подохла — что уж, но боженька пока ворота не открыл. Ещё не всё здесь сделала, видимо.
Бабуля замирает. Я так и вижу, что в её голове крутятся какие-то мысли. Она молчит, дирижируя ложечкой, вымазанной в варенье. А затем она начинает есть сырник, пить чай, бормоча что-то, понятное только ей, под нос:
— Миссия… кто сказал, что невыполнима? Нет исходных данных. Но если есть катализатор… Ладно, — поднимает она голову, — не хочешь говорить — не надо. Но тогда и я ничего не скажу! И Дмитрия в обиду не дам, так и знай! Он у меня хороший!
Кто бы спорил, а я не буду… Я и так знаю, что Димка хороший, добрый, очень ответственный и надёжный, как скала. Наверное, таким и остался. Вряд ли это изменилось.
— Договорились, Антонина Викторовна, — вздыхаю я. — Надеюсь на вашу справедливость и поддержку. Вы ж теперь здесь главная, вам нельзя перед внуками оплошать.
Я вижу, как баба Тоня расцветает, хорошеет на глазах от улыбки.
— Ишь, лиса, придумала тоже… главная. Ох, хитрая! — грозит она мне пальцем. — Патрикеевна! Старшая — да. А главный здесь Дмитрий! Так и знай!
Я и так знаю, могла бы и не напоминать. Но, несмотря на все отнекивания, ей нравится хоть на миг почувствовать себя генералом. Не лишена тщеславия. Впрочем, как и многие из нас.
24.
Анна
Селена Исаевна, дама в расцвете сил, красила волосы в радикально чёрный цвет. Маленькая, пышногрудая, с крутым задом и коротенькими крепкими ножками, она напоминала гномиху в боевой ипостаси. Даже чёрные усики над верхней губой её не портили, а придавали некоего шарма.
И я не понимала, почему они с бабой Тоней воюют. Точнее, почему баба Тоня воспринимает Селену в штыки. Не было в сиделке ничего отталкивающего: аккуратная, чистоплотная, очень здраво рассуждающая дама.
— Котик, — сказала она, когда проснулась, умылась и вышла на кухню при полном параде, благоухая немного резкими, но не противными духами, — вы не беспокойтесь. Я всегда помогу. Главное в нашем деле — не нервничать. А то все болезни от нервов, вы же знаете.
— И только самые стыдные — от удовольствия, — едко добавила Антонина Викторовна.
Я видела: она настроена вредничать и перечить Селене каждым словом. А та вела себя как кроткий ангел. Её терпению можно и позавидовать, и поучиться. Кажется, у меня появился кумир. Вот только восторг лучше не выказывать, чтобы не пошатнуть и так чересчур хрупкий мир.
Потом проснулись дети — и завертелось.
— Обязательно умываться по утрам? — вредничал Медведь.
— Ань, посмотри, я уже! — хвастался Ромашка, а сам умывался хитро — двумя пальцами. Под воду — и осторожно тёр глаза. Про то, что он неправильно зубы чистил, я вообще молчу. Пришлось показывать. Я даже не думала, что всё так сложно.
Завтракали с аппетитом. Затем пришла Алевтина — и началась вторая часть бесплатного шоу. Баба Тоня вышла на тропу войны — пакостила за Алевтининой спиной. Та шипела, но ругаться не смела.
В конце концов, мы выдвинулись на улицу всей нашей разношёрстной командой. Вытолкала всех, считай, в шею.
Вышло не очень. Мальчишки в шортах и футболках, баба Тоня вооружилась до зубов, взяв с собой свою необъятную сумку и зонт.
— А вдруг дождь?! — заявила она патетически. — Я мокнуть не собираюсь!
На улице сияло солнце. Жарило, можно сказать. Хорошо хоть под тёплую кофту Селена уговорила нашу строптивую бабулю нормальное летнее платье надеть.
Кофта, сумка и зонт почти сразу перекочевали к Селене, и та пёрла «золотой запас нации», пыхтя, как паровоз.
— Котик, не обращайте внимания, — сказала она и не дала себе помочь. — На вас дети, вам обе руки понадобятся, я опытная.
После громогласных препирательств, которые слушал весь элитный двор ивановского дома, бабулины вещи перекочевали в мою машину.
— Будет дождь — заболею, простужусь, помру! Дмитрий вам никогда не простит моей скоропостижной смерти!
— Бабуфка, — вмешался в страстный монолог Антонины Викторовны Ромашка, — у меня маячка есть под футболкой. Если замерзнешь, я тебе отдам.