Няня по контракту
Шрифт:
Ирка смотрела на меня снизу вверх и обратно. Мерила взглядом, прищурив глаза.
— Конечно, помогу, — сказала сладенько. — Ты только Аню не потеряй, ладно?
Уколола, ежиха. Намекнула на прошлое. Ладно, с этим мы тоже разберёмся, а то что-то дела минувших дней слишком давить на мозг стали. Да и не мудрено: пропажа моя объявилась. Пора бы и задать самый главный вопрос, как сделала Муму в дурацком анекдоте: «Почто?»
Боюсь только, не ответит. По крайней мере, сейчас — точно.
28.
Анна
Он
Не хотела смотреть по сторонам. Не хотела оглядываться и встречаться взглядом с мальчишками или бабульками. А больше всего — с сестрой.
Не могу сказать, что мне было хорошо. Я напоминала себе медузу — сопли без костей. Мне не нужна была пицца — я б лучше спряталась куда-нибудь. Можно на кровать, а можно под кровать, лишь бы одеялком накрыли и по голове погладили.
Больше никаких деревьев, никогда! Я не обезьяна, деградации не подлежу, ловкость с годами ухудшается, а фобии никуда не деваются.
— Ань, ты как? — спросил Димка, останавливаясь возле машины. — Быстро по местам! — рыкнул он на сыновей. Те как шёлковые — шасть — и нет их. Никаких споров и гундежа.
Ромка несчастный, зарёванный. Но мне почему-то больше жаль Медведя. Он ведь по-настоящему никогда не улыбается. Вечно хмурый и вечно ему прилетает. Медведь, конечно, достоин трёпок, но я почему-то думаю, что хорошего бы ему тоже отсыпать не мешает. Чтобы он смеялся радостно. Он же тоже совсем малыш — восемь всего. А уже как старичок…
— Ань? — Димка в лицо мне заглядывает с тревогой.
— Всё хорошо, — вру ему. — Я задумалась. Ставь уже меня на землю, пойду к мальчишкам.
— Не хочу, — шепчет Иванов, и начинается марш. Нет, вальс. Или ламбада. Это мурашки танцуют по телу от Димкиного шёпота, от взгляда его пронзительного. Вцепиться бы в Иванова и никуда не отпускать, но мы не одни. Не знаю, как он, а я помню. Что бы Иванов обо мне ни думал, я ответственная.
— Хочешь не хочешь, а надо, — сурово сжимаю я губы и командую: — Давай, Иванов, ты можешь. Сделай усилие.
Он смотрит на меня с сожалением и злится. Он думал, я сейчас выпрыгну перед ним из джинсов от счастья? Не дождётся.
— Ты хоть бы спасибо сказала, Ань.
Я наконец-то обретаю почву под ногами. Хоть Димка и злится, но ставит меня вполне бережно.
— Ах, да! — щёлкаю я пальцами и кланяюсь в пояс, не забыв рукой асфальт подмести. — Большое человеческое спасибо!
— Хамишь, Варикова, — голос у Иванова грустный. Я стараюсь на этом не зацикливаться. Мне и так паршиво. Да, нахамила. Каюсь. А иначе приклеюсь к нему и не отлипну. А мне такой хоккей не нужен. Я выжить хочу, квест пройти, работу получить. За это и нужно цепляться всем, чем только можно. За Иванова — нельзя.
Я ныряю в машину. Рядом со мной — Медведь. Руки на груди сложил.
— Давай в поликлинику заедем, — прошу Иванова. Тот аж подскакивает:
— Тебе что, плохо, Ань?
Мне зашибись. Но только нужно держать дистанцию. Чем дальше, тем безопаснее.
— Мишке пусть нос посмотрят. А то как-то нехорошо выглядит. Лишь бы не перелом.
— Вот ещё! — подпрыгивает возмущённо Медведь. Они с Ивановым похожи — жуть. У них даже жесты одинаковые. — Всё у меня нормально!
— Ты со старшими не спорь, — кидает строгий взгляд Димка. — Нам лучше видно. У нас свой врач, Ань, — душевно поясняет мне отец семейства. — Сейчас позвоню, нас быстро примут.
Ну, да. Я как-то забыла, что у них другой уровень. Но это даже хорошо.
Медведь фырчал и злился, кидал на меня гневные взгляды, но меня этим не прошибить. Я девушка закалённая. А после дуба мне уже ничего не страшно. Ну, почти.
— Мифка, — сказал Ромашка после очередного Мишкиного прыжка, — пиццы хочется. Ты бы не сопротивлялся. А то голодными останемся. Баб Тоня наестся, а мы застрянем. А потом папа ещё морали тебе читать примется, ты его рассердишь — и никакого кафе. А дома пиццы нет, между прочим.
Золотые слова! Я умилилась. Какой не по годам разумный ребёнок!
— Предатель! — сверкнул глазами старший брат, и Ромка совсем сник. Кидал виноватые взгляды на нас, на Мишку, вздыхал тяжко и снова был готов расплакаться.
— Я тоже голодная, — поддержала я младшенького, — но если папа нам не даст пиццы, мы что-нибудь обязательно придумаем.
— Ты умеешь пиццу печь? — встрепенулся ребёнок, а я вздрогнула, представив, как пытаюсь воевать с тестом. Из готового на стол накрывать у меня гораздо лучше получалось.
— Не умеет, — сдал меня Иванов с потрохами. Иногда мне кажется, что можно и не иметь такую слишком хорошую память. Особенно там, где дело касается моих недостатков. — Но без пиццы никто не останется, я ведь обещал. А когда даёшь обещание, нужно его исполнять.
Димкины слова Ромашку слегка успокоили, но Мишка продолжал дуться, поэтому счастье у младшего Иванова полным быть не могло.
— Ушиб, — констатировал дяденька-доктор, осмотрев многострадальный нос Медведя. — Что же вы дерётесь, молодой человек? — поинтересовался он, качая головой.
— Так получилось! — вздохнул нарушитель спокойствия. — Я больше не буду!
— Хотелось бы в это верить, — пробурчал Димка, отключая телефон: его доставала Антонина Викторовна, беспокоясь, где это мы застряли.
— Позвоню Ире, пусть без нас начинают, — попыталась я вернуть Иванову хорошее расположение духа.
— Ира, может, и начнёт, — мрачнел почему-то Дмитрий Александрович по мере того, как мы приближались к пункту нашего назначения, — а бабуля не станет, всем мозг вынесет, пока мы доберёмся.