Няня в (не)приличную семью
Шрифт:
– Достаточно, - остановил поток моего красноречия мой работодатель. – Вы приняты с испытательным сроком два месяца. Илона Эдуардовна введет вас в курс дела и покажет все. Очень надеюсь, что мне не придется жалеть о своем решении. Можете идти.
Я только хотела открыть рот насчет своих вещей, но он уже забыл о моем существовании. А меня ждал еще один экзамен…
Глава 8
По надменному цоканью каблуков я поняла, что это сама Илона Эдуардовна сейчас нарисуется. И не ошиблась. Отворилась дверь кабинета, и на пороге
– Илона, я принял Марию на работу. С испытательным сроком. Покажи ей пожалуйста все, что нужно, - градус пренебрежения в голосе Вяземского несколько поубавился, но и особой теплотой не запахло.
– Идемте за мной, - скомандовала цаца.
Я послушно засеменила следом, по пути разглядывая барские хоромы.
– Вы должны неукоснительно соблюдать режим дня. Подъем – семь – ноль-ноль. Гигиенические процедуры. Завтрак. Занятия. Что конкретно в какой день я распишу к вечеру. Обед. Тихий час. Теннис. К нам приходит тренер. Через день. И шахматы. Тоже приходит преподаватель.
Я включила калькулятор в голове и не удержалась, чтоб не попытаться сберечь хозяйские деньги и тем самым заработать себе очко.
– В шахматы я тоже играть умею. Мы могли бы …, - не успела я договорить, как мое рабочее рвение тут же осадили.
– На данный момент от вас требуется одно умение – слушать и запоминать, что вам говорят.
И я еще думала, что Вяземский общается с собеседником пренебрежительно. Ага-ага! По ходу в этом доме проходят негласные соревнования – кто круче приструнит прислугу. В голосе цацы Илоны просквозил просто арктический лед.
– Я поняла. Учту.
– И понимать – это не ваша забота. Вам говорят – вы делаете.
Черт! И как быть? Ответить что-то, так она опять скажет какую-то гадость, чтоб указать мне мое место, которое под плинтусом. Не ответить – так может вообще взъяриться, что я игнорирую ее. Но, слава Богу, ей мои ответы были не нужны. Змея яд сцедила.
– Это ваша комната. Она смежная с комнатой Луши. Дверь не закрываете, чтоб ночью могли в любой момент прийти и успокоить ребенка. Ее часто мучают кошмары.
Ох, как же мне хотелось съязвить: «Наверно, вы, Илона Эдуардовна, Луше по ночам снитесь?»
Но чувство самосохранения все-таки перевесило, и я прикусила язык.
– Отбой в двадцать один – ноль-ноль. Поясняю. В это время она должна уже спать. Перед этим читаете ей книгу.
Мать моей собаки! В девять часов еще светлым – светло! Вот теперь я ничуть не удивляюсь, что ребенку снятся кошмары. Девчушке скоро в школу идти, а ее укладывают спать белым днем. Плюс два часа днем. Тринадцать часов в сутки как бы многовато, насколько я помню из курса возрастной психологии. И ни одной свободной минутки на поиграть или просто побыть наедине с собой. А я еще свое детство называла трудным!
– Через десять минут я жду вас внизу для дальнейших инструкций, - она развернулась, чтобы уйти, но притормозила.
– И еще одно. На вас должна быть строгая блузка и юбка ниже колен. Туфли на каблуке не выше четырех сантиметров. И этот взрыв на макаронной фабрике уберите с головы. Если что-то в вашем внешнем виде будет не так, я расценю это как не соответствие имиджу гувернантки.
– Понятно.
А еще мне понятно, что эта цаца ревнует Вяземского ко всему, что движется. Значит, не уверена в своем положении. Не знаю, зачем мне эта информация. Может, позлорадствовать? Так Вяземскому и надо! Люди, как и животные, создают пару с особями своего вида. Зебры с зебрами, жирафы с жирафами. А эти самовлюбленные павлины – тоже отличная пара.
Десять минут. На что их употребить? Осмотреться. Прикинуть, куда я смогу разложить свои вещи, которые придется сюда перетащить. Сердце невольно сжалось от непрошенных мыслей. В Москву мне помогал их перевозить Захар. На машине. И зимние, и осенние, и книги. И теперь у меня два огромных клетчатых баула, которые несомненно, вызовут ехидную ухмылку у цацы. Конечно, буду, как тетка с базара. Потому что у меня нет гламурненького чемоданчика, с какими путешествуют цацы. Еще не наступила минута позора, а щеки у меня уже заполыхали. И особенно мне не хотелось, чтоб этот момент увидел Вяземский. Я для него и так грязь под ногтями, а то вовсе буду какой-то чебурашкой. Хорошо, если промолчит. Но может же и ляпнуть что-то типа: «Зря вы сюда все добро из бабушкиных сундуков притащили. На два месяца многовато будет». И непременно дернет уголком губы, выказывая презрение.
Я так распереживалась, что чуть не забыла про десять минут. Как горная козочка, проскакала по ступенькам, на которых утром поймала Луковку. Но внизу никого не нашла.
Вся честная компания была во дворе, на специально оборудованной детской площадке. Судя по поджатым губам Илоны, она нервничала. Если бы у нее был хвост, то он сейчас непременно бы дергался в раздражении.
И было от чего.
Похититель моего телефона, привезенный моими сопровождающими сюда, стоял потупившись, а Луковка с любопытством разглядывала его.
Вяземский, как директор школы на линейке, зачитывал инструкцию по поведению.
– Итак. Вместо того, чтоб сдать тебя в полицию, я решил расширить твой кругозор. Ну и соответственно, чтоб ты понял, что если поступаешь так, как нельзя, будь готов к тому, что придется делать то, что не нравится. Твои приятели будут кататься на самокатах, купаться, играть, а ты будешь учиться. Вот, знакомься, гувернантка Луши и человек, который научит тебя хорошим манерам и правильному поведению. И если вздумаешь что-нибудь стащить – отправишься в интернат для трудных подростков. Это понятно?
– Понятно, - угрюмо буркнул пацан.
А вот мне совсем непонятно. Я пострадавшая сторона и еще буду за это наказана? На кой мне этот довесок к непоседливой, как ртуть, Луковке? Я нанимаюсь к одному ребенку, а не к малолетнему уголовнику. И я бы возмутилась. Если бы не два баула, ждущие в прихожей нашей с Захаром бывшей квартиры. Или меня, или того, что их выкинут на помойку. Потому что Захар сегодня-завтра тоже собирается съезжать.
– Вам понятно, Маша? – выдергивая меня из кокона праведного недовольства, обратился Вяземский ко мне.