Ныряющие в темноту
Шрифт:
— Я пойду туда, — сказал Колер.
Колер бросился в подвал «Фокс Гласс». Его снаряжение было в пыли и плесени. Он распаковал и почистил баллон, регулятор, маску и ласты. От его гидрокостюма исходил запах лежалого неопрена.
В те выходные Колер вышел к «Сан-Диего». Когда судно с ныряльщиками достигло места кораблекрушения, он начал снаряжаться. Другие ныряльщики посмеивались и покашливали. У Колера не было перчаток, капюшона, ботинок — только мокрый костюм в стиле фермера Джона, который не закрывал даже руки. Кто-то даже спросил, успел ли он посеять утром кукурузу.
— Там внизу ледяной холод, — сказал ему один из ныряльщиков. — Флорида далеко отсюда, парень.
— Да ладно, я буду в порядке, — ответил Колер.
Через минуту после погружения Колер дрожал от холода. Серо-зеленая вода была не теплее пятидесяти градусов (по Фаренгейту). Когда он достиг затонувшего судна, то увидел, что оно было перевертышем, или «черепахой». Он проплыл вдоль борта, отыскивая проход внутрь, и в итоге нашел отсек, открытый для океана. У Колера не было подготовки в раскопках, просеивании или в других методах поисков артефактов. Он просто сунул руку в ил и достал оттуда дюжину пуль. Вот это да! Он начал дрожать от холода всем телом. Он посмотрел на часы: он пробыл под водой всего пять минут. Он начал подъем, чтобы не умереть от переохлаждения. По пути наверх он рассматривал пули. Боеприпасы с Первой мировой войны попали прямо к нему в руки. Это было потрясающе.
После этого Колер стал приобретать соответствующее Северо-западу снаряжение для погружений к затонувшим судам: сухой костюм, перчатки, нож за пятьдесят долларов. Он записывался на все зафрахтованные рейсы клуба ныряльщиков. Он, похоже, инстинктивно тяготел к местам, богатым трофеями: зачастую он поднимал на поверхность предметы, мимо которых другие проплывали. Он бесстрашно передвигался по «Орегону», «Сан-Диего» и другим затонувшим судам, проникал в места, пугавшие даже инструкторов. Подводное плавание снова было у него в крови. Вдох и выдох океана, тарахтение двигателя судна ныряльщиков, серо-голубые воды бухты, белый мазок отражения Млечного Пути в полночной воде — все это напоминало ему о тех добрых временах, когда он выходил с отцом в море, о тех летних днях, когда отец был для него великаном, а вода могла понести мальчишку куда угодно.
Колеру казалось, что, занимаясь погружениями к затонувшим судам, человек может отправиться туда, куда ему заблагорассудится. Он прочел в журнале для ныряльщиков о группе энтузиастов, которые в 1967 году наняли судно, чтобы нырнуть к «Дориа». Один из этих парней, Джон Дьюдас, поднял со дна компас судна. Для Колера Дьюдас был человеком какой-то особенной породы. В дни, когда у ныряльщиков не было современных приборов, когда они замерзали в своих мокрых костюмах и молились, чтобы их наручные часы не наполнились водой, Дьюдас погрузился на 250 футов и достал нактоуз компаса с «Андреа Дориа». Для Колера, который начал распознавать удары «отбойного молотка» азотного наркоза и настоящее значение слова «холод», Дьюдас был первопроходцем, солдатом удачи, гладиатором и дельфином в одном лице.
По мере накопления опыта Колер создал собственную марку храбрости. Во время одного из погружений к «Сан-Диего» он протиснулся сквозь прогнившую дыру в отсек, темный от разлитого топлива. В условиях нулевой видимости он запихал в свой зеленый сетчатый мешок фарфор, светильники, подзорную трубу и сигнальные свистки, затем поделился всем этим изобилием со своими напарниками на борту судна. После этого погружения о нем упомянули в журналах для ныряльщиков. На других затонувших судах («Орегон», «Релиф», «Коимбра», «Резор») он вкапывался в ил и заплывал в обрушившиеся отсеки, а это самый верный способ потеряться. Он всегда уходил оттуда с достаточным запасом воздуха в баллонах. Чаще всего он выплывал из этих опасных помещений с добычей в руках. Все это время у него развивалась ненасытная страсть к трофеям. Чем больше он поднимал, тем больше ему было надо.
Однажды Колеру позвонил Мэрфи и позвал на конфиденциальную встречу. Он рассказал ему о группе из шести ныряльщиков, на самом деле — шайке, которая, как полагал Мэрфи, была с Колером одной крови. У шайки не было официального имени, но некоторые называли их «отчаянными». Они были страшны, говорил Мэрфи, в своем стремлении к добыче, а также в том, как они жили. Но они были одними из лучших ныряльщиков Восточного побережья.
— Они ныряют на сумасшедшую глубину, Колер, — продолжал Мэрфи. — Они выходят на такие места, на которые не выходит никто. Они похожи на тебя.
— Ты можешь меня познакомить? — спросил Колер.
— Послушай, кое-кто считает их пиратами, которые потрошат затонувшие суда…
— Ты просто долженменя познакомить, — сказал Колер.
Мэрфи пригласил всю ватагу на один из рейсов клуба ныряльщиков к «Орегону». Колер тоже был там. Мэрфи представил их друг другу. «Отчаянных» было шестеро — пять рабочих и один аэрокосмический инженер, и у каждого за плечами было, по меньшей мере, десять лет опыта глубоководных погружений к затонувшим судам. Они вели себя на борту шумно и вызывающе, но на месте кораблекрушения преображались. Колер наблюдал, как ватага трансформировалась в одно целое, — когда подавались друг другу сигналы рукой, и люди выстраивались, очевидно, по некоему плану. Они заталкивали одного из своих, Пинки, в небольшое отверстие в грузовом трюме со стороны кормы, затем по очереди набивали мешки рамами иллюминаторов, бутылками с контрабандным виски, тарелками и другими предметами, которые подавал им Пинки. Каждый член команды, похоже, предугадывал любое движение напарника, поэтому ни одного лишнего жеста не было, и максимальное количество трофеев переходило в их мешки. Колер никогда не видел настолько слаженной работы. Он вырос, восхищаясь красиво построенными машинами, и теперь ему казалось, что он может бесконечно наблюдать за действиями этих парней.
На поверхности «отчаянные» отмечали свою добычу, напиваясь пивом, ругаясь, на чем свет стоит, поглощая столько холодного мяса, что его хватило бы на плавучую деликатесную лавку. Они посмеивались: «Где, черт возьми, твои трофеи? Если тебе надо поймать лангуста, ты это можешь сделать с чертовой пристани». Колер улыбнулся и спросил, можно ли в следующий раз нырнуть с ними.
«Отчаянные» не любили посторонних, но им понравился Колер: парень не отставал от них в выпивке, он терпеть не мог тех же капитанов наемных судов, что и они, но лучше всего было то, что в нем был их пиратский дух. Они сделали ему предложение. «Ты отвечаешь за пиво, — сказали они. — Приносишь пиво и выходишь с нами в следующий рейс».
Колер устроил им водопад пива и потом еще целый год поил их. Он раньше не встречал людей, которые так крепко гуляли. «Отчаянные» устраивали дебоши в пиццериях накануне погружений, они выставляли голые зады перед проходящими мимо семейными яхтами, надевали пластмассовые свиные пятачки и хрюкали на капитанов соперничающих зафрахтованных судов, все это время поглощая столько выпивки и еды, что могли посрамить студенческую забегаловку. В промежутках между увеселениями они учили Колера тому, чему нельзя было выучиться ни за какие деньги.
Как армейские сержанты, они срывали с Колера его гражданскую экипировку и одевали его в снаряжение, подобающее великим искателям кораблекрушений. Его снаряжение? Это ерунда, вместо него надо купить вот что. Его фонари? Их место в мусорном баке, надо купить себе мощнее — это ведь Атлантика! Его нож за пятьдесят долларов? Слишком крутой. Пользоваться надо дешевым ножом, чтобы не искать его, если что, и не рисковать жизнью из-за какой-то железки. Уроки были четкими: если ныряльщик собрался туда, куда никто пойти до него не решался, у него должно быть соответствующее снаряжение.