Нью-Йорк
Шрифт:
Она дошла до старого выгона Коммон. Большой треугольный пустырь сохранился, но недавно на нем возвели грандиозный новый Сити-Холл. Подобно пышному французскому или итальянскому дворцу с мраморной облицовкой, тот гордо взирал через широкий проспект на юг. Но если взглянуть на него сзади, то открывалась любопытная вещь. Северный фасад не был облицован мрамором и остался из простого темно-коричневого песчаника. Во времена его постройки большинство городских кварталов, а лучшие – все до единого, возводились лицом на юг. Поэтому было незачем тратиться на северные фасады, которые видела одна беднота. А за роскошным дворцом в большой клоаке посреди города как раз и селился бедный люд.
В районе Файв-Пойнтс.
Давным-давно там
Файв-Пойнтс. Район так и был болотом, будьте покойны. Болотом нравственным: пропитанное заразой скопище улочек и проулков, дешевых многоквартирных домов и борделей. Посреди, как собор порока, громоздилась глыба бывшей пивоварни, двери которой были открыты для всего нечестивого. Если хотите взглянуть на петушиные бои или на то, как собаки убивают крыс, или желаете, чтобы вам обчистили карманы, или же вам угодно подцепить шлюху, а с ней и сифилис – добро пожаловать в Файв-Пойнтс, где вас непременно обслужат. Если хотите посмотреть бои между бандами молодчиков-протестантов с Бауэри и такими же бандами католиков – извольте, и это не редкость. Путешественники говорили, что в мире не сыщешь худших трущоб.
И кто же там жил? Ответ был прост: иммигранты.
Их было великое множество. Город времен Джорджа Вашингтона насчитывал тридцать-сорок тысяч человек. Когда достроили канал Эри, добавилось еще сто тысяч – много больше, чем в любом другом городе Америки, даже в Филадельфии. Во времена детства Мэри население начало прибывать еще быстрее. Она слышала, что его численность уже перевалила за полмиллиона.
Переселенцы были всех сортов. Многие бежали из Старого Света попытать счастья в Новом. Ее собственная семья двадцать лет как прибыла из Ирландии. Другие приезжали из северных сельскохозяйственных районов, из Коннектикута, Нью-Джерси и мест более дальних, в поисках новых возможностей, которые якобы предоставлял город. Но в два последних года на берега Америки хлынула еще одна, неожиданная волна, больше прежних и движимая трагедией – Великим картофельным голодом в Ирландии.
Переселенцы прибыли в трюмах, как груз. И хотя они не были по-настоящему бедными – по крайней мере, они либо сами, либо стараниями американских родственников оплатили проезд, – им обычно недоставало средств. А для всех чужаков, кто потерпел крах и не знал, куда податься, оставалось последнее пристанище: грязные муравейники района Файв-Пойнтс. Одному Богу известно, сколько ирландской бедноты успело туда набиться.
Там находилось и одно благородное здание: огромный прямоугольник величиной с замок, узкие окна и толстые каменные колонны которого были успешно выдержаны в египетском стиле, – могло показаться, что древние фараоны покинули свои пирамиды и переселились в Нью-Йорк. Его обитатели вряд ли ценили архитектуру, ибо это была местная тюрьма Томбс – наглядное напоминание о том, что и Новый Свет умел быть гранитно-холодным и суровым.
Но Мэри, глянув в сторону Файв-Пойнтс, была уверена в одном: все узники, все проститутки, все трактирщики и каждый нищий переселенец-ирландец знали дьявола, а он знал их. Скорее всего, он там и находился. Поэтому она ускоряла шаг, пока не убралась подальше.
Она задержалась лишь однажды на пару секунд – на Рид-стрит, чтобы взглянуть на красивые витрины галантерейного магазина А. Т. Стюарта. Она не часто ходила мимо, но кто мог устоять и не поглазеть на ситец и шелк, на роскошные перчатки и шали? Как-то раз она даже осмелилась войти и осмотреть дамское белье, хранившееся в выдвижных ящиках за прилавком. Очаровательные кружева! Конечно, она и не думала покупать. У нее захватило дух от одного их вида.
Не простояв и
– Иисус, Мария и Иосиф! – вскрикнула она.
– Куда-то собралась? – осведомился дьявол.
– Не твое дело!
– Ты сказала, что работаешь допоздна.
– Управляющий передумал.
– Не ври мне, Мэри! Я всегда знаю, когда ты лжешь. Я шел за тобой от самой таверны Фронса, – возразил ее брат Шон.
– Ты сущий дьявол, – сказала она.
Она не помнила, когда впервые наградила Шона этим прозвищем. Давно. Дьявол. В самый раз для него. Она никогда не знала, что у него на уме, и часто к лучшему. Ему было всего шестнадцать, когда он впервые убил человека – или так говорили. Когда в Файв-Пойнтс кого-нибудь убивали, трупы обычно исчезали. Так или иначе, его репутация помогла ему возвыситься.
Он был заботливым братом, этого она не могла отрицать, но вечно держал ее на поводке. А этого она не терпела.
– Так куда же ты навострилась? Говори, я ведь все равно выясню.
– Проваливай к черту!
– Опоздала, уже! – ответил он бодро.
– Я ищу место.
– Я же сказал, что оно есть у «Лорда и Тейлора», – напомнил он. – Это хорошая лавка. Процветает.
Но магазин «Лорд и Тейлор» находился на Кэтрин-стрит – слишком близко к Файв-Пойнтс. Ей не хотелось туда. Да и вообще, она желала чего-нибудь совершенно другого.
– Я наймусь прислугой, – сказала она. – В приличный дом.
– Отец знает?
– Нет, – ответила она. – Я ему не сказала.
– Ну что ж, – произнес Шон, – не могу тебя за это упрекнуть.
Их отец Джон О’Доннелл был хорошим человеком – до 1842 года. В том году завершилась его работа на строительстве большого акведука. И в том же году скончалась его жена. После этого он изменился. Сперва не резко. Он изо всех сил старался сохранить семью. Но потом начал пить и пару раз угодил в драку. Его выгнали с нового места, затем со следующего. Когда Мэри исполнилось десять лет, она, хоть и была младшей, уже вела домашнее хозяйство, а две ее старшие сестры пошли своей дорогой. Брат Шон помог ей тогда – помогал и сейчас. Приходилось отдать дьяволу должное.
Но в последние месяцы он стал невыносим – после смерти Бриана Бору.
Это был отцовский бультерьер, которым тот гордился пуще всего на свете. Все деньги, какие бывали, он вкладывал в Бриана Бору.
– Вот мое капиталовложение, – говаривал он.
Можно было подумать, что он владел банком. Бриан Бору был бойцом – выведи его на ринг, и редкий пес останется не разорванным в клочья.
Джон О’Доннелл исправно ставил на Бриана Бору. Он называл эти ставки инвестициями. Насколько знала Мэри, помимо тех денег, что приносила она и давал ему брат, победы Бриана Бору были единственным источником отцовского дохода в течение нескольких лет. Как хозяин Бриана Бору, мистер О’Доннелл, даже будучи мертвецки пьян, придерживался определенного стиля. Но теперь Бриан Бору был мертв, и жизнь отца утратила смысл. Его пьянство усугубилось. Если Мэри отдавала ему жалованье, оно пропивалось за день. И дело было не только в деньгах. Жили они не в хоромах, но их пристанище на Деланси-стрит находилось по крайней мере в полумиле по Бауэри от Файв-Пойнтс. Но если так пойдет дальше, то скоро хозяин велит отцу съезжать. И даже Шон едва ли поможет.
– Шон, я решила уйти! – крикнула Мэри.
– Понимаю, – сказал дьявол. – Я присмотрю за отцом.
– Не убивай его. Шон, обещай мне, что ты его не убьешь!
– Неужто ты думаешь, я на такое способен?
– Да, – кивнула она. – Способен.
– У тебя ужасные преставления о моем нраве, – улыбнулся Шон. – Угадай, где я был перед тем, как отправился тебя искать?
– С какой-нибудь бабой, не сомневаюсь.
Таким она его обычно и видела: вышагивает в своем модном пальто по Бауэри, а на руке висит женщина – иной раз и две. Нищий денди с улыбочкой на лице – и с ножом в кармане.