Нью-Йорк
Шрифт:
Весь комплекс был шедевром инженерного искусства, и Хетти ничуть не удивилась, когда перед самым концом строительства в 1842 году Фрэнк, еще ухаживавший за ней, заявил, что хочет осмотреть его до последнего дюйма. Его же, как и всех остальных, поразил ее воодушевленный ответ: «Я тоже поеду».
И она поехала. Они отправились в семейном экипаже через Манхэттен и графство Уэстчестер до самой Кротонской дамбы, где инженер был счастлив показать им шлюзы и начальный отрезок каналов. Они осмотрели здание управления шлюзами на реке Гарлем
И вот наконец, остановившись перед похожим на цитадель резервуаром на Сорок второй улице, Фрэнк повернулся к этой замечательной молодой женщине, опустился на колено и сделал ей предложение – и это, по мнению Хетти, вполне окупило прогулку.
А потому Фрэнк Мастер с женой провели счастливые полчаса, рассматривая на расстеленных картах города и участки вдоль новой Гудзонской железной дороги в поисках наиболее перспективных для развития. И все еще были погружены в это занятие, когда горничная доложила о приходе мисс Келлер и девушки-ирландки.
– Хетти, я хочу взглянуть на эту девицу, – сказал Мастер, – потому что нам нужно быть крайне осторожными.
– Фрэнк, в этом городе большинство служанок – ирландки, – напомнила жена.
– Я знаю. Но ирландцы бывают разные. Среди них полно приличных, а сторонятся ирландцев из Файв-Пойнтс – половина из них так слабы здоровьем, что постоянно болеют.
– Должен же им кто-то помогать, Фрэнк.
– Да, но нам приходится думать о малышах. А те, кто не больны, – преступники. Целые банды. Вспомни, что случилось на Астор-плейс.
Там вышла кошмарная история – восстание ирландцев с Бауэри, вспыхнувшее из-за появления в новом оперном театре на Астор-плейс английского актера-аристократа, – подумать только! Гнев ирландцев, которые обвиняли Англию в ужасах голода, был понятен, но власти Нью-Йорка не захотели рисковать, будучи напуганы революционными волнениями, которые в том году охватили всю Европу. Милиция открыла огонь по толпе. Двадцать человек погибло, еще полтораста было ранено.
– Мне не нужны ирландцы с Бауэри, – твердо сказал Мастер.
– Гретхен говорит, она очень тихая и приличная.
– Может быть. Но я хочу знать о ее родных – они тоже приличные? И есть еще одна важная вещь.
– Какая же, дорогой?
– Таммани-холл. – Фрэнку, как и его предкам, было очевидно, что городом должны управлять солидные собственники, лучшие из лучших. А от тех, кого проталкивал в городские округа Таммани-холл, следовало держаться подальше. – Я не хочу, чтобы эти люди внедрились в наш дом.
– Я буду осторожна, Фрэнк, – пообещала Хетти.
– Мне нужно знать о ее семье, – повторил он. – Никаких Файв-Пойнтс, никакого Бауэри, никакого пьянства и карт и никакого Таммани-холла.
Когда они оставили Ирвинг-плейс позади, очутились в Грамерси-парке и Мэри оценила размер
– Боже, Гретхен! – прошептала Мэри. – Ты только посмотри! Я понятия не имею, что делать в таком доме.
– Все будет хорошо, – откликнулась Гретхен. – Хозяйка очень мила.
Словно подтверждая сей факт, вошла Хетти Мастер. Она уселась в кресло напротив.
– Ты, значит, Мэри, – приветливо сказала она. – А Гретхен, конечно, я знаю очень хорошо. – Она улыбнулась. – Насколько я понимаю, вы старые знакомые.
На хозяйке был бежевый шелковый пеньюар. Волосы, чуть тронутые медью, расчесаны на прямой пробор и аккуратно завиты кольцами над ушами. Еще молода – около тридцати, предположила Мэри. И безусловно, дружелюбна. Но даже при этом Мэри пока удалось лишь выдавить нервное: «Да, мэм».
Гретхен пришла ей на помощь:
– Миссис Мастер, когда я впервые попала в Нью-Йорк, Мэри и ее родные были очень добры ко мне. Миссис О’Доннелл, да упокоит Господь ее душу, помогла мне выучить английский. – Она с улыбкой повернулась к Мэри. – И дня не проходило, чтобы мы не захаживали друг к дружке в гости.
Миссис Мастер одобрительно кивнула, и Мэри подивилась смекалке подруги. Ноги бы Гретхен не было у О’Доннеллов без нужды. Но поскольку Мэри часто бывала у Келлеров, то формально ее слова были правдой.
– Тем не менее вы очень разные, – заметила миссис Мастер.
Больше, чем ты думаешь, подумала Мэри. Но удивительное дело, у Гретхен нашлось возражение.
– Я немка, а Мэри ирландка, – сказала она, – но обе мы из больших крестьянских семей. Отцовские родственники занимаются фермерством в Пенсильвании, так что мне кажется, все фермеры думают одинаково.
Мэри знала о Келлерах-фермерах. Но О’Доннеллы? Иногда, пропустив стаканчик-другой, ее папаша разглагольствовал о родовых землях в Ирландии, хотя бог знает, что это значило. Его предки могли жить как в доме, так и в хлеву. Но Гретхен удалось преподнести это солидно и внушительно.
– А в Маленькой Германии вы соседи?
– Да, – улыбнулась Гретхен. – Мистер О’Доннелл ходит к моему дядюшке за сигарами.
– А чем занимается твой отец? – Миссис Мастер посмотрела Мэри в глаза.
– Он каменщик, – ответила та.
– Понятно. И где он работал?
– Ну… – Мэри замялась. Ей не хотелось лгать. – Каменщикам приходится работать в разных местах. Но я знаю, – добавила она с надеждой, – что он долго трудился на строительстве Кротонского акведука.
– Да неужели? Кротонского акведука? – Миссис Мастер почему-то пришла в восторг. – А мостами и резервуарами он тоже занимался?