Нью-Йорк
Шрифт:
Через десять дней она и Гретхен отправились на приятную лодочную прогулку по бухте, к ним присоединился и Ганс. Мэри не знала, была ли идея его или Гретхен, но вел себя очень непринужденно и дружески, так что они отлично провели время.
Вскоре после этого Гретхен вскользь поинтересовалась ее мнением о кузене, и Мэри со смехом ответила: «Я бы пошла за него!» Но тут же пожалела о сказанном, так как Гретхен нахмурилась и потупила взор, и Мэри все поняла. «Какая же я дура, – подумала она, – мечтать о таком без гроша за душой. Умному юноше
Беда заключалась в том, что все молодые люди, встречавшиеся ей в дальнейшем, казались на его фоне грубыми и неотесанными.
А потом появился тот, которого предложил Шон.
Ей пришлось признать, что с тех пор, как она нанялась к Мастерам, Шон вел себя достойно. Он моментально все разузнал про них – уж будьте покойны. «Но я глубоко впечатлен, Мэри, – сказал он ей. – Тебе здорово повезло». И он держался подальше от их дома. «Ровно столько времени, сколько я буду знать, что ты цела и невредима. Иначе, – добавил он с проникновенной улыбкой, – я перережу ему горло».
Он исправно заботился и об отце. После ухода Мэри Джон О’Доннелл быстро покатился по наклонной. Шон пришел на подмогу, но толку было чуть. Мэри стало так совестно, что она подумывала отказаться от места и попытаться его спасти. Но Шон был неумолим.
– Я много таких повидал, Мэри, – сказал он. – Рядом ты или нет, а он пойдет по той же дорожке.
Полгода назад он прислал мальчишку с запиской, в которой сообщил, что родитель скончался.
Похороны прошли как положено. Выпал снег, но людей явилось на удивление много. Шон принес черный ящичек, который, посовещавшись с отцом Декланом, почтительно поставил на уже опущенный гроб. Затем все отправились в дом, который Мэри тщательно вычистила.
– Что это за ящик ты сунул в могилу? – спросила она по пути.
– Останки пса.
– Бриана Бору?
– Я выкопал его прошлой ночью.
– Езус-Мария, Шон! У тебя вообще нет почтения к мертвым! – воскликнула она. – Это наверняка кощунство!
– Отец хотел бы этого, – буднично произнес Шон. – Я спросил у отца Деклана, и он полностью согласился.
Шон позаботился о скрипачах и о том, чтобы вдоволь было еды и питья. Джону О’Доннеллу устроили шумные ирландские поминки.
И там Шон представил ее Пэдди Нолану.
Странно, но он ей понравился. Странно, потому что она относилась ко всем знакомым брата с естественной настороженностью. Нолан был спокойным человеком лет тридцати, с темными волосами и аккуратной бородкой. Он был чрезвычайно учтив, почти официален, и называл ее «мисс Мэри». Он обходился с ней очень почтительно, и ей это пришлось по душе. Он явно считал ее брата важной птицей. Чуть погодя он спросил, не окажет ли она ему честь, позволив как-нибудь навестить ее, и она, не желая быть грубой, ответила утвердительно.
– Он, знаешь, очень приличный малый, – сказал ей потом Шон. – И при деньгах. Владеет салуном, хотя сам не берет в рот ни капли.
– А вы давно знакомы?
– Проворачивали
Спустя десять дней она встретилась с Ноланом. Он угостил ее обедом, а после показал свой салун, который находился на Бикман-стрит.
Салун был не тем местом, куда пойдет приличная женщина. Но завсегдатаи, увидев ее в обществе хозяина, учтиво кивнули. Заведение на порядок превосходило себе подобные, привлекая джентльменов из числа авторов и сотрудников местных газет и журналов, таких как «Нью-Йорк трибьюн» и «Никербокер».
– У меня здесь цвет литературного общества, – с гордостью сообщил Нолан. – Мистер Льюис Гэйлорд Кларк, мистер Уильям Каллен Брайант, мистер Герман Мелвилл. – Он указал ей на угловой стол, заваленный свежей прессой. – Джентльмены из газет оставляют их для всеобщего чтения. – Он явно хотел превратить заведение в своего рода клуб, и Мэри пришлось признать, что это произвело на нее сильное впечатление.
Потом они проехались на поезде по Четвертой авеню, и Нолан учтиво проводил ее до дверей дома Мастеров.
По воскресеньям она обычно брала выходной, и они встретились еще несколько раз. Через месяц она разрешила ему поцелуй. Однажды они увиделись с его друзьями, и те были крайне любезны. Она испытала неловкость лишь раз, когда он, обсуждая женитьбу знакомого, обронил: «Я всегда говорю: обращайся с женщиной грамотно, и она сделает что угодно». Мужчины рассмеялись, а женщины посмотрели на Мэри, но Нолан дружески улыбнулся ей и добавил: «Ты же согласна, Мэри, мужчина не вправе воспринимать женщину как должное?»
Предыдущая реплика была довольно безобидна, но ей все же стало немного не по себе, хотя она и не поняла почему.
В следующий раз они гуляли вдоль берега, и Нолан сказал что-то о торговле хлопком. Живя в доме Мастеров и слыша разговоры купца, она кое-что узнала об этом бизнесе. И, не подумав, сказала Нолану, что он не прав. Его лицо на миг потемнело. Затем, не глядя на нее, он натянуто улыбнулся и тихо произнес: «Не спорь со мной». Было ясно, что он не шутил.
Она понимала: незачем слишком переживать из-за подобных вещей. Таково большинство мужчин. А у Нолана, нельзя не признать, была масса достоинств. В конце весны Мэри показалось, что он вот-вот сделает ей предложение.
Она, конечно, обсудила Нолана с Гретхен, благо та уже была обручена. Родители обо всем договорились. Генри – так звали жениха Гретхен – был немец, дальний родственник с той же фамилией. Его отец владел пекарней и кондитерской лавкой, и, как единственный сын, Генри наследовал бизнес. Мэри нашла Генри довольно милым. У него были усики, и он любил поговорить о кондитерском деле.
Мэри не очень поняла, что это за помолвка. Гретхен редко общалась с женихом, но выглядела вполне довольной, как будто радовалась, что уладилось дело, которое в противном случае принесло бы ей много хлопот.